в биг-боссов дальше, а я просто буду делать свою работу, а именно — быть Чемпионом. И положить на них! Разберемся.
Ничего нового и поражающего сознание не происходит пока двигаемся. Огни, танцы, музыка. Девки, блестки, роскошные волосы и помады. Все одно и тоже. Нет, кому-то нравится, но мне тут минут через тридцать становится тоскливо. Вадим отжигает где-то, а я наблюдаю за тусовкой.
— К тебе можно? — спрашивает разукрашенная в пух и прах девица.
Еба-а-а-ть! Вот это кукла! За тонной штукатурки лица не видно. Перемаршмеллованая Барби.
— Не сегодня, — отрицательно машу головой.
— Жаль, — сморщивает нос. — Хорошо бы время провели.
— Не сегодня, бэйба, не сегодня.
— Ладно. Пока.
Махнув ей рукой на прощание, отпиваю какой-то сраный коктейль. Не хочу напиваться, хотя, о чем я. В принципе не напиваюсь, не люблю. Поневоле болтаю в башке разговор со Свароговым, размышляю. Затылок жжет, нет не от навалившейся тяжести предположений и хорошо скрытого колыхания нервов, от другого.
Кто? Впереди пусто, все заняты делом, каждый своим, но все же что за херня? Плавно кошу через плечо. Есть! Еще одна бэйба. Усмехаюсь про себя и ослабляю внимание.
Сбоку подходит и молчит, смотрит только. Игнорю, полупится и уйдет, должна заметить, что неинтересно мне ни разу. Заебли меня эти страждущие комиссарского тела телки. Хватает и в «Атаке» таких, после каждого боя в раздевалку ломятся. На все готовы и по-всякому. Беру иногда, да кому я гоню. Всегда почти загребаю.
— Вань, — слышу знакомый голос.
Да что за подлючий вечер! Нацепив на лицо полуулыбку, разворачиваюсь.
— Злат! — копирую интонацию.
— Можно? — подходит ближе и отодвигает стул.
Не отвечаю, молча наблюдаю за ней. Красивая сука чьих-то грёз. Она странная тихушница, себе на уме. Не разговорчивая с другими, за исключением своих близких и знакомых. Скрытная, таинственная и непонятная. Уставится своими огромными глазищами и хуй знает что в них плещется, то ли восхищение, то ли презрение. Худощавая, с длинными волнистыми волосами. Темная богиня с кровавыми губами. Романтичная Уэнздей. Садится и откидывается на спинку, перебросив ногу на ногу. Черный кожаный комбез подчеркивает и вытягивает ее соблазнительную вычерченность фигуры.
— С кем здесь? — просто интересно, ничего такого.
— Так, — неопределенно рукой машет. — Вань, мы можем поговорить?
Просил же по-хорошему не поднимать эту тему. Просил же!
— Ты опять? — теряю терпение. — Пойми тот поцелуй ничего не значил вообще. Злат, прекрати, а? Давай не трепать друг другу нервы. Блядь, да это случайно получилось, ясно? Не бери в голову, ну встретишь ты еще парня.
— Я никого не хочу, — маниакально произносит, глядя на меня блестящими глазами. — Только тебя.
— Злат, пожалуйста…
Она встает и опирается о край стола руками, испепеляет меня взглядом. Странно, отшил я, а Шахова как королева держится. Гордая, горящая и гневная.
Сука чьих-то грёз, но не моих.
3
Размазываю по щекам блестящую, прозрачную и мокрую злость. Жму педаль газа в пол. Мотор ревет вместе со мной разнотонально и очень преданно, словно поддерживает в эту минуту. Моя машина со мной солидарна. Стискиваю руль и газую на светофоре, сквозь пелену отсчитываю секунды на табло. Стоящие рядом удивленно поглядывают на меня через свои стекла авто. Пусть пялятся, все равно! Едва дождавшись зеленого, срываюсь и еду. Куда угодно, только бы по дальше от этого всего.
Не нужна.
Я ему не нужна.
Твою мать! Луплю несколько раз по ни в чем неповинному рулю. Растираю по лицу свое несчастье. Дровосек хренов, чертова глыба! Ненавижу! Слезы душат и душат, спазмы захватывают мое тело в капкан. Только руки механически воспроизводят последовательные действия, в остальном тело глохнет и не слушается. Оно деревянное, липкое и неуправляемое. Только беспокойная и весьма обиженная еще теплая душа мечется по запечатанному организму.
Не нужна.
Моя немая истерика мгновенно сменяется острой жалостью к себе. Почему он так со мной? Неужели я совсем ему не нравлюсь? Видимо нет, горько усмехаюсь про себя. Ему нужны другие матрешки и я в них не вписываюсь. Почему? Угораздило же вмазаться в него! Из-за одного поцелуя. Из-за одного!
В пол давлю, ниже и ниже. На спидометре отметка к красной линии. Все равно, хоть за нее, наплевать. Разобьюсь и к черту все! Лечу по Новорижскому, как выпущенная пуля из беретты. Смаргиваю заволоченность в глазах и роюсь в бардачке, где-то у меня здесь было…
Все, что угодно попадается под трясущиеся пальцы. Перетряхиваю бумаги, ручки и другую мелочь. В самом дальнем углу нащупываю пачку. Достаю тонкую сигаретку и подкуриваю. Набираю полные легкие дыма и задерживаю перед выдохом. Горячий поток полощется в груди, пытается выжечь все плохое, что там скопилось. Нет, не удается, только самая малость исчезает. Ну давай же, работай чертов никотин. Быстро еще пару раз затягиваюсь и ничего подобного! Вышвыриваю окурок в окно.
— Ваня… Ванечка…. — само прорывается из самой глубины души, голос звучит глухо и надтреснуто.
Упираюсь головой в кресло и влипаю в него плотно, будто мягкая кожа должна меня обнять и спасти от самой себя. Да, Боже, вылечи меня от этой напасти, переведи мой интерес на кого-нибудь другого. Я сама не смогу, не сумею. Днем и ночью этот Молот перед глазами. Мне кажется, я схожу с ума. Дошло до того, что в своих больных мечтах ощущаю физическое присутствие Величанского. Закрываю глаза и гоняю в памяти тот поцелуй.
— Поздравляю тебя, Молот.
Ваня после победы разгоряченный, на адреналине несется на волне дикого и будоражащего ощущения. Горячий, мокрый, необузданный. Ни слова не говоря, сгребает меня в объятья и рвет страстный поцелуй. Замираю в его руках, но понимая, что все сейчас же может закончиться, обхватываю его за шею сильнее и прижимаюсь всем телом. Он напрягается мышцами и в следующее мгновение его язык у меня во рту.
Цепенею, замираю и одержимо принимаю его. Секундная вспышка, но для меня данный факт мощнейший взрыв. Целует недолго, но мир останавливается. Я глохну, все вокруг пропадают, на ринге только мы вдвоем, больше никого. Молот обнимает так зовуще, что откликаюсь немедленно, пусть только подольше не отпускает.
Его запах, его крепкие руки, его губы — моя действительность сейчас. Хочу оставаться здесь как можно дольше. Последний, особенно отчаянный засос и он отпускает меня. Медленно возвращаюсь в реальность. Ваня ослабляет хватку, но не бросает совсем, видит, наверное, как меня повело.
Да почему все так быстро? Рассматриваю Величанского и осознаю, что для него ничего такого, а я поплыла. Отнимаю руки от его плеч, опускаю взгляд, скрываю жесткое разочарование. Шаг назад. Беру себя в разум.
