– Холдер, им нужна ее одежда, – повторяет мать, поскольку я продолжаю сидеть. – Пойди в ее комнату и возьми розовую блузку с длинными рукавами. Это ее любимая, она бы ее надела.
Мама знает, что я не хочу идти в комнату Лесс, так же как и она. Отодвинув стул от стола, иду наверх.
– Лесс умерла, – бормочу я себе под нос. – Ей совершенно наплевать, что надеть.
Останавливаюсь перед ее дверью, понимая, что, войдя туда, вновь увижу эту сцену. Я не был в ее комнате с того момента, как нашел сестру, и у меня нет ни малейшего желания оказаться там снова.
Вхожу и закрываю за собой дверь, потом иду к шкафу. Изо всех сил стараюсь не думать об этом.
Розовая блузка.
Не думай о Лесс.
Длинные рукава.
Не думай о том, как тебе безумно хочется вернуться в тот субботний вечер.
Черные брюки.
Не думай, как чертовски ненавидишь себя за то, что подвел ее.
Но я думаю. Думаю об этом и начинаю терзаться и злиться. Хватаю охапку блузок, висящих в стенном шкафу, и с силой срываю их с вешалок. Они падают на дно шкафа. Вцепившись в перекладину над дверцей, я зажмуриваю глаза и вслушиваюсь в звук, который, раскачиваясь, издают пустые вешалки. Стараюсь сосредоточиться на том, что мне надо взять две вещи и уйти, но не могу пошевелиться. Помимо воли я продолжаю прокручивать в голове тот момент, когда вошел в эту спальню и обнаружил сестру.
Я падаю на колени, смотрю на кровать и в очередной раз переживаю ее смерть.
Прислонившись спиной к двери шкафа, закрываю глаза и сижу какое-то время, а потом понимаю, что не хочу здесь больше оставаться. Порывшись в куче блузок на дне шкафа, нахожу розовую с длинными рукавами. Потом снимаю с вешалки черные брюки и собираюсь подняться с пола, но тут замечаю на нижней полке толстую тетрадь в кожаном переплете.
Беру ее и кладу себе на колени, внимательно глядя на обложку. Я уже видел эту тетрадь раньше. Года три назад папа подарил ее Лесс, но она сказала мне, что не станет пользоваться тетрадью, потому что ей посоветовал вести записи психотерапевт. Лесс ненавидела психотерапию, и я никак не мог понять, зачем мама отправила ее туда. После того как мама и папа расстались, мы оба ходили на сеансы, но я перестал их посещать, когда они стали мешать футбольным тренировкам в школе. Мама против этого не возражала, но Лесс продолжала ходить к мозгоправу раз в неделю, последний был позавчера… Ее поступок доказал, что психотерапия не помогла.
Я открываю тетрадь на первой странице, и меня не удивляет, что она пустая. Интересно, а если бы Лесс вела записи в тетради, помогло бы это?
Сомневаюсь. Не знаю, что именно могло бы спасти Лесс от нее самой, но наверняка не ручка и бумага.
Вынимаю ручку из спирального крепления и начинаю писать ей письмо. Не знаю даже, зачем пишу. Не знаю, в таком ли она сейчас месте, откуда сможет увидеть меня, и вообще место ли это, но если она меня видит… Хочу, чтобы она узнала, как на меня подействовал ее эгоистичный поступок. В какое привел отчаяние. И каким одиноким я себя чувствую. И как мне невероятно жаль ее.
Лесс,
ты оставила джинсы на полу спальни. Такое ощущение, будто ты только что их сняла. Это так странно. Зачем тебе понадобилось оставлять джинсы на полу, если ты знала, что именно собираешься сделать? Нельзя было хотя бы бросить их в корзину с грязным бельем? Ты не думала о том, что будет, когда я найду тебя, и что кому-то придется в конце концов поднять твои джинсы и что-то с ними сделать? Ну, я-то не собираюсь их поднимать. И не собираюсь вешать твои кофточки обратно.
Как бы то ни было, я сейчас сижу под твоим стенным шкафом. На полу. Не знаю, право, что сказать тебе прямо сейчас или о чем тебя спросить. Конечно, у всех, кроме меня, на уме один вопрос: «Зачем она это сделала?» Но я не собираюсь спрашивать тебя, зачем ты это сделала, по двум причинам:
Ты не можешь ответить мне. Ты мертва.
Не знаю, есть ли мне дело до причин твоего поступка. В твоей жизни не было ничего такого, что могло бы тебя к этому подтолкнуть. И если бы ты сейчас увидела маму, то, вероятно, поняла бы это. Она совершенно раздавлена.
Знаешь, я никогда раньше не понимал, что значит быть раздавленным или опустошенным. Я полагал, мы испытали опустошенность, когда потеряли Хоуп. Случившееся с ней было для нас настоящей трагедией, но наши тогдашние чувства не идут ни в какое сравнение с тем, какие переживания ты доставила маме. Она опустошена до предела; это слово приобретает здесь новый смысл. Хорошо бы употребление его ограничивалось подобными ситуациями. Нелепо, что люди используют его для описания других ситуаций, помимо той, когда мать теряет своего ребенка. Потому что это единственная ситуация, для которой подходит данное определение.
Черт побери, я так по тебе скучаю! Мне очень жаль, что я подвел тебя. Прости за то, что не мог разглядеть происходящего у тебя в душе каждый раз, когда ты говорила мне, что у тебя все хорошо.
И… ну да. Почему, Лесс? Зачем ты это сделала?
Х.
Лесс,
мои поздравления. Ты стала очень популярной. Из-за тебя была забита парковка не только у дома, где проходила гражданская панихида, но и у соседнего, и у обеих церквей на улице. Так много было машин.
Я старался держаться в основном ради мамы. Папа выглядел немногим лучше ее. Похороны в целом были какими-то чудны́ми. Я стал думать: а если бы ты погибла в автокатастрофе или умерла от болезни, люди относились бы к этому как-то иначе? Если бы ты не приняла умышленно слишком большую дозу лекарства (такую формулировку предпочитает мама), тогда, полагаю, люди не вели бы себя так странно. Было такое ощущение, будто они боятся нас или, быть может, думают, что передозировка лекарства заразна. Они обсуждали это так, словно нас тут нет. Все эти взгляды, шепот и сочувственные улыбки. Мне просто хотелось схватить маму и увести оттуда, оградив ее от повторного переживания твоей смерти при каждом объятии, каждой слезе и каждой улыбке.
Разумеется, меня не могла не терзать мысль, что все приглашенные в чем-то винят нас, потому и ведут себя подобным образом. Я догадывался, о чем они думали.
Почему родные не предвидели, что это может случиться?
Как могли они проглядеть приметы?
Что это за мать?
Что это за брат, который не замечает подавленного состояния своей сестры-близняшки?
К счастью, едва началась гражданская панихида, внимание присутствующих сразу же переключилось с родственников на демонстрацию слайдов. Было показано много твоих и моих снимков, и на всех ты выглядела счастливой. Были также твои снимки с друзьями, и на них ты тоже выглядела счастливой. Твои фотографии с родителями до развода, твои снимки с мамой и Брайаном после повторного брака мамы, твои фотографии с отцом и Памелой, его второй женой.
