— Просто не верится, что ты уезжаешь домой на пикник — или что там у вас устраивают — по случаю Дня независимости. Может, мне удастся отговорить тебя от поездки? — с надеждой в голосе спросил Мэтт. Его девушка не смогла приехать во Францию, а он и Кэнди всегда были хорошими друзьями. Он наслаждался ее компанией и с удовольствием поехал бы с ней вместе на уик-энд в Сен-Тропез.
— Нет, — твердо сказала она. — Мама расстроится. Я не могу этого допустить. И сестры рассердятся. Все они тоже приезжают домой.
— Понятно, но здесь совсем другое. Я уверен, что им не предлагают в качестве альтернативы вечеринку на яхте Валентине.
— Нет, но у них тоже есть свои дела. Мы все приезжаем домой на Четвертое июля во что бы то ни стало.
— Как это патриотично, — иронично заявил он, поддразнивая ее. Люди продолжали, проходя мимо, глазеть на них. Сквозь надетый на Кэнди тонкий, как бумага, белый топ виднелась ее грудь без бюстгальтера. Три года назад Кэнди увеличила грудь, и она резко контрастировала с ее худым телом. Новая грудь, не слишком большая, была сделана очень хорошо. В отличие от большинства имплантатов, особенно тех, что подешевле, она осталась мягкой на ощупь. Кэнди увеличивала грудь у лучшего пластического хирурга в Нью-Йорке, к великому ужасу матери и сестер. Но она объяснила, что это нужно сделать для работы. Ни сестрам, ни матери в голову не пришло бы проделать такую операцию, а две из них в этом совершенно не нуждались. В свои пятьдесят семь лет мать сохранила и красоту, и великолепную фигуру.
Все женщины в семье были потрясающе красивы, хотя каждая по-своему. Кэнди не походила на остальных женщин в семье. Она пошла в отца и внешностью, и ростом. Весьма привлекательный мужчина, он в свое время играл в футбольной команде Йельского университета. Ростом он был шесть футов четыре дюйма и в молодости имел такие же белокурые волосы, как у Кэнди. В декабре ему должно было исполниться шестьдесят лет. Родители казались моложе своего возраста и до сих пор оставались потрясающе красивой парой. Мать, как и сестра Тэмми, была рыжеволосой. У сестры Энни волосы были каштановые с рыжеватым оттенком, а у сестры Сабрины — черные как смоль. Как любил шутить их отец, их было по одной каждого цвета. Как положено типичным жителям Новой Англии, они выглядели аристократичными и утонченными. Четыре красавицы девушки с детства слышали комплименты по этому поводу, так же как и теперь, когда появлялись все вместе, даже если с ними была мать. Знаменитая Кэнди всегда привлекала наибольшее внимание, но и остальные были, несомненно, очень хороши собой.
На десерт Мэтт заказал миндальный пирог с малиновым сиропом, а Кэнди, скорчив гримаску, сказала, что это слишком сладко, и выпила чашечку черного кофе, позволив себе съесть крошечный квадратик шоколада, что случалось крайне редко. После ленча водитель отвез их к Триумфальной арке. Для Кэнди отвели специальный фургончик, припаркованный на авеню Фош, откуда она вскоре и появилась в потрясающе красивом красном вечернем платье, волоча за собой соболий палантин. Она выглядела совершенно сногсшибательно, и два офицера полиции, остановив транспортный поток, помогли ей пересечь улицу, чтобы попасть туда, где Мэтт и его команда ожидали ее под огромным французским флагом, развевающимся на Триумфальной арке. Мэтт, заметив, что она идет, широко улыбнулся. Кэнди была поистине самой красивой женщиной из всех, каких он видел, а может быть, даже самой красивой в мире.
— Клянусь, малышка, ты выглядишь потрясающе в этом платье.
— Спасибо, Мэтт, — скромно сказала она, улыбнувшись двоим полицейским, которые застыли на месте как завороженные. Она чуть не стала причиной нескольких дорожно-транспортных происшествий, когда сумасшедшие парижские водители, взвизгнув тормозами, резко останавливались, глядя, как полицейские переводят ее через улицу.
Съемки закончили под Триумфальной аркой после пяти вечера. Затем Кэнди вернулась в «Ритц» на четырехчасовой перерыв. Она приняла душ, позвонила в свое агентство в Нью-Йорке и в девять часов вечера была у Эйфелевой башни, чтобы завершить съемки при мягком вечернем освещении. Съемки закончились в час ночи, и Кэнди отправилась на вечеринку, где обещала присутствовать. Она вернулась в «Ритц» в четыре часа утра полная энергии и ничуть не уставшая.
Мэтт к тому времени уже два часа как спал. Он не раз говорил, что нет ничего лучше, чем быть двадцати одного года от роду. В свои тридцать семь лет он не мог угнаться за ней, как и большинство мужчин, которые за ней ухаживали.
Кэнди собрала сумки, приняла душ и после этого прилегла на часок. Она хорошо провела время этой ночью, но вечеринка ничем особенным не отличалась от множества других подобных вечеринок. Ей предстояло выехать из отеля в семь часов утра и успеть в аэропорт Шарля де Голля на девятичасовой утренний рейс, который доставит ее в аэропорт Кеннеди к полудню по местному времени. Потребуется час, чтобы получить багаж и пройти таможенный досмотр, и еще два часа, чтобы доехать на машине до Коннектикута. К трем часам дня она будет в родительском доме задолго до обеда по случаю Дня независимости Четвертого июля, прежде чем окунуться в суету, связанную с подготовкой к завтрашнему праздничному обеду.
Улыбнувшись знакомым консьержкам и охранникам, Кэнди вышла из «Ритца» в джинсах и маечке с волосами, собранными в «конский хвост», которые она даже не потрудилась как следует причесать. В руках она тащила огромный старый гермесовский саквояж из крокодиловой кожи коньячного цвета, который отыскала в лавке старьевщика на Пале-Рояль. У входа Кэнди ждал лимузин. Она знала, что скоро снова будет в Париже, поскольку здесь делалась значительная часть ее работы. На сентябрь планировались две серии фотосъемок в Париже после поездки в Японию в конце июля. Кэнди пока не знала, что запланировано на август, но надеялась взять несколько дней отпуска, чтобы отдохнуть либо в Хэмптонсе, либо на юге Франции. У нее было бесконечное количество возможностей для того, чтобы хорошо провести время и поработать. Она радовалась жизни и с удовольствием предвкушала, как проведет пару недель дома. Все это доставляло ей удовольствие, хотя сестры поддразнивали ее по поводу такого образа жизни. Маленькая девочка по имени Кэндис Адамс, которая в школе была самой длинной и самой неуклюжей, превратилась из гадкого утенка в прекрасного лебедя, известного во всем мире просто как Кэнди. Но хотя она любила свою работу и получала от этого удовольствие, для нее не было на всей земле места лучше дома, и никого она не любила так преданно, как своих сестер и свою маму. Отца она тоже любила, но к ним была привязана особенно сильно.
