Он наклоняется и крепко целует меня в губы. В ту же секунду я чувствую запах алкоголя, перемешанный с его дыханием. Он пил.
У меня все холодеет внутри.
Мне очень нравилось целоваться с Форбсом в начале наших отношений. Особенно если он не пил перед этим ничего спиртного. Я даже помню, с каким нетерпением и трепетом я ожидала прикосновения его губ к своим. Теперь же его поцелуи — это последнее в моем списке желаний.
Не поймите меня неправильно, Форбсу совсем нет необходимости что-то пить, чтобы накинуться на меня с кулаками, просто когда он выпьет, то заводится намного быстрее.
Форбс следует за мной на кухню, не выпуская моей руки из своей ладони, что на него совсем не похоже.
Он обычно не утруждает себя подобными телячьими нежностями, когда мы наедине. Он так ведет себя только на людях или когда хочет заняться сексом.
Я аккуратно высвобождаю свою руку, чтобы помешать соус, булькающий в сковородке.
Он хмурится, затем отходит назад к холодильнику.
Он достает бутылку пива, но у него даже и мысли не возникает предложить мне выпить. Форбс считает, что женщинам не положено пить пиво, особенно прямо из бутылки. Он говорит, что девушки, пьющие из бутылки, выглядят вульгарно, но я все равно пью из горлышка, когда его нет рядом. Он свято верит, что я покупаю пиво исключительно для него, и я не тороплюсь разубеждать его в этом.
Приблизившись, он опирается о стол и поворачивается в мою сторону. Я убавляю огонь, чтоб дать соусу повариться на медленном огне. Я готовлю макароны Норма. Простенько, конечно, но зато очень вкусно. Наша бывшая повар, миссис Кеннеди, научила меня готовить это блюдо. Она всегда учила меня готовить, когда Оливера не было дома. Я так жутко по ней скучала, когда она оставила нас. Оливер уволил ее после того, как случайно услышал, как она устроила мне допрос с пристрастием по поводу моих синяков на руках.
— Я тут подумал, что нам следовало бы жить вместе, — слова Форбса падают в воздухе, точно капли подсолнечного масла в воде.
Моя рука замирает, сжав ручку сковородки с невероятной силой.
Нет. Нет. Нет и нет.
— Ты как считаешь?
Мне следует тщательно подбирать слова.
Сохраняя беспристрастное выражение лица, я поворачиваюсь к нему.
— Мне казалось, тебе нравится жить с твоими друзьями?
Форбс живет всего в двух кварталах от меня, в огромном доме, который он арендует с четырьмя своими дружками.
— Нравится, но они слишком шумные. Постоянно устраивают вечеринки, а мне необходима тишина для работы. Ты же знаешь. Ты ведь именно поэтому и живешь одна, чтоб никто не мешал тебе заниматься.
Вообще-то нет. Я живу одна потому, что у меня нет ни одной подруги, с которой я могла бы разделить жилплощадь. И у меня напрочь отсутствует желание жить с мужчиной в одном доме. Особенно если этот мужчина — ты.
Вытащив ложку, я принимаюсь снова помешивать соус.
Не в силах остановить свои следующие слова, я все же стараюсь произнести их как можно мягче.
— Может, не будем так торопиться? Ну, в смысле, мы встречаемся-то всего семь месяцев.
Звенящая затянувшаяся тишина свидетельствует о закипающей внутри Форбса ярости.
И ничего хорошего ждать не стоит. Точнее, следует готовиться к худшему.
— Ты просто не хочешь жить со мной! — в его голосе нет и тени обиды, только злость.
Ну ты и идиотка, Мия.
Дура. Дура. Дура.
— Конечно, хочу, просто я думаю о том, как будет лучше для тебя. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя связанным по рукам и ногам, если мы станем жить вместе, — я произношу слова в ускоренном ритме, но все это бесполезно. Уж мне ли не знать.
— Чушь собачья! — Он резко убирает сковородку с плиты и тут же хватает меня за волосы, намотав длинную прядь на кулак. Он становится позади меня и медленно тянет мою голову за волосы назад.
— Будешь ли ты чувствовать себя связанной по рукам и ногам, если мы будем жить вместе, а, Мия?
— Форбс, пожалуйста, — произношу я, сглатывая комок, застрявший в горле.
— Отвечай мне!
— Нет, конечно. Не буду.
— Может быть, у тебя кто-то есть, с кем ты хотела бы вместе жить, Мия? Может быть, другой парень? Может, ты трахаешься с кем-то еще, помимо меня? — его рука тянет меня за волосы все сильнее и сильнее. Мои глаза от боли наполняются слезами.
— Нет, конечно, нет. Я хочу быть только с тобой. Я люблю тебя.
Как же я тебя ненавижу.
— Не верю! Ты однозначно трахаешься с кем-то еще, признавайся!
Он меня разворачивает и со всей силы швыряет в сторону холодильника. Резкая боль растекается по спине.
— Я ни с кем не сплю, я тебе клянусь, — мне нечем дышать, во рту пересохло. Слезы текут по моим щекам, потому что я знаю, что вскоре последует, и никакие слова или действия не смогут это предотвратить.
— Если ты ни в чем передо мной не виновата, так какого хрена тогда ты плачешь? — он уставился мне в лицо, и, судя по его глазам, его уже ничто не остановит. Приятный и милый Форбс остался за порогом кухни.
Он дергает меня на себя, а затем снова швыряет в сторону холодильника. Мои зубы с громким стуком ударяются друг об друга от удара головой об холодильник.
— Я п-плачу п-потому, что не хочу, чтобы ты п-причинял мне боль, — срываются слова с моих дрожащих губ.
Я не хочу, чтоб он причинял мне боль — вот что я ему говорю. Какая глупость, ведь причинять мне боль — это смысл его жизни, и никакими словами этого не исправить.
— «Я п-плачу..,» — передразнивает он меня и начинает громко ржать.
Затем его лицо темнеет, и я прекрасно знаю, что за этим последует, поэтому я закрываю глаза и крепко обнимаю себя обеими руками.
Я чувствую уже такие привычные обжигающие удары его руки, бьющей меня по лицу.
Во рту появляется солоноватый вкус крови.
Радость. Думай о чем-нибудь хорошем, Мия.
О теплых лучах солнца на лице. О запахе цветов, что хранятся в моей шкатулке. О том, как я убираю крышу на своей машине в теплый летний день, чтоб почувствовать ласковый ветер, играющий с моими волосами. Я — птица. Птица, свободно парящая высоко в небесах.
Музыка. Думай о какой-нибудь песне, Мия. Прокручивай ее в своей голове, пока ты летишь в бесконечность.
— Как тебе не стыдно разводить сырость по такому пустяковому поводу, — Форбс снова наотмашь бьет меня по лицу. — Давай, продолжай ныть, Мия. А я постараюсь предоставить тебе кучу поводов поплакать.
Я тут же перестаю плакать, но это его не останавливает. Его ничто никогда не останавливает. Если Форбс в ярости, то пиши пропало.
Поэтому я пытаюсь сосредоточиться и представить, что я улетаю куда-нибудь, где я буду в безопасности. Туда, где меня буду ждать только радости.
