— Я полагала, что ты уже в Лондоне, — тихо сказала Дорин, забиваясь в угол дивана.
Роналд подавил вспышку гнева. Что эта женщина думает о нем? Неужели настолько презирает? Но сейчас не время ссориться. Вот когда окрепнет, придется ей выложить всю правду. Время ждать и наблюдать кончилось.
— У меня были кое-какие дела. — Голос его звучал спокойно. — Они заняли больше времени, чем я полагал, а уж о состоянии дорог и говорить нечего. Особенно когда сворачиваешь с шоссе на местные дороги. Ты ела?
Она не ответила. Дорин сидела, опустив голову, и отблески пламени камина играл на ее щеках. Волосы слегка отрасли — наверное, она все же стриглась с тех пор, как они виделись в последний раз. И она так похудела, а глаза, казалось, стали еще больше…
— Нет? Тогда я приготовлю нам ужин.
Роналд совсем уж было вышел из гостиной, как вдруг резко повернулся. Чего-то явно не хватало. А, ребенка.
— Малыш заснул?
Дорин кивнула, закусив нижнюю губу. «Малыш». Уже лучше, чем безличное «ребенок».
— А ты услышишь, если он проснется? Неважно, каким тоном Роналд спросил об этом. Но на сердце Дорин стало куда легче. Значит, маленький сын все же заботит его, хоть ему и неприятно на него смотреть, а на руки брать и подавно.
Она даже слегка улыбнулась.
— Услышу, даже если снаружи будет реветь ураган и грохотать гром.
— А…
Он исчез в кухне, а Дорин устроилась поудобнее на диване. Радость от его возвращения боролась в ней с твердой решимостью справиться со всем в одиночестве. Но сколько можно переживать? Какой в этом смысл? Надо просто расслабиться и плыть по течению — куда бы оно ни несло. Все равно больше ни на что нет сил.
От камина веяло теплом, пучки трав под потолком источали приятный аромат. Квадратный деревянный стол был накрыт вязаной скатертью. Все такое родное и знакомое — ведь этот уют Дорин создавала сама.
Ну почему, почему Роналд не выглядит дерзким захватчиком? В этот самый момент он поставил перед ней тарелку с отварной говядиной. Еще он потушил грибы со сметаной и сделал салат.
— Ешь! — велел он, наливая обоим немного красного вина. — Ешь и ложись спать пораньше! А я вымою посуду.
Дорин принялась за еду, с трудом сдерживая слезы. Как она была благодарна ему за то, что он решил отложить разговор о разводе. Сегодня ей это было не под силу.
Она съела столько, сколько могла, и выпила чуть-чуть вина. Интересно, Роналд видит, как у нее закрываются глаза? Где-то там, в отдалении, тихонько урчала стиральная машина. И как она не заметила, что исчезла куча детского белья, которое измученная молодая мать отложила на потом?
Он казался ей незыблемой скалой, на: которую так хочется опереться. Еще немножко, и она на колени перед ним бросится, благодаря за помощь. Нет, так дело не пойдет. Держи себя в руках, подружка!
— Спасибо большое. — Дорин положила вилку. — Пожалуй, я и в самом деле засыпаю. Так что последую твоему совету и отправлюсь на боковую.
Каким-то образом она добралась до спальни, не свалившись по дороге. Нырнув под одеяло, Дорин моментально заснула. А буквально несколько минут спустя — по крайней мере, так ей показалось, — Дорин разбудил плач голодного ребенка.
Моментально проснувшись, она вскочила и пулей вылетела из комнаты. По дороге До-рин шептала:
— Иду, иду, солнышко. Подожди минуточку. Мама уже близко. Сейчас все будет хорошо.
В неверном свете ночника она собрала все необходимое для переодевания — подгузник, салфетки, детский крем, чистые ползунки.
Надо привыкать к прерванному сну. Такова судьба всех молодых матерей, увещевала себя Дорин, опускаясь на стул с плачущим сыном на руках. Расстегнув пару верхних пуговиц на ночной рубашке, она поднесла Энтони к груди.
В этот момент в детскую вошел Роналд. Он был в одних трусах и держал в руках поднос, на котором стоял стакан молока. Боже мой, до чего же он хорош! И каждый дюйм этого тела до боли знаком. Неужели он действительно не понимает, как ей тяжело его видеть?
Сердце замерло в груди Дорин, пока она ожидала, как отвращение появится на лице Роналда. Но не дождалась. Он поставил поднос на пол рядом с ней.
— Я услышал, что малыш заплакал и ты заметалась по дому, как слон в посудной лавке.
Голос был совершенно спокойный, но описание настолько соответствовало истине, что Дорин едва не хихикнула.
— Извини, что разбудила.
Он не успел причесаться, и его волосы торчали во все стороны. Как она любит его! И ничегошеньки с этим не поделаешь! Завтра Роналд уедет, а ее ждет непомерный труд — снова учиться жить без него. Забыть, что на свете бывает тепло. Посмотрим, что из этого выйдет.
— Ничего страшного. Я для того и здесь — помогать. Хотя мои познания в области воспитания детей весьма ограничены. Но, по-моему, кормящая женщина должна много пить. Теплого. Думаю, молоко подойдет.
И ни капельки отвращения. Может быть, я все выдумала, недоумевала Дорин, глядя, как Роналд аккуратно убирает разбросанные по детской использованные подгузники, распашонку, ползунки.
Надо на него поменьше смотреть, а еще лучше сразу спросить, выяснить его намерения. Ясно как божий день, что Гленда не пришла в восторг оттого, что он бросил ее на Рождество.
— Полагаю, завтра ты вернешься в Лондон. Малыш заснул, а вот его мама совершенно проснулась. Она с замиранием сердца ждала ответа.
Роналд повернулся к ней.
— Ошибаешься. Я побуду здесь, пока не удостоверюсь, что ты справляешься сама.
Так, значит, ему не все равно! На этот раз он ставит Гленду на второе место после интересов жены и ребенка! Ободренная Дорин тихо спросила:
— Хочешь подержать? Ты не разбудишь его — думаю, он будет спать, пока снова не проголодается.
— Нет.
Выходит, все же… И тут он объяснил, почему все именно так, а не иначе.
— Каждый из нас теперь живет своей жизнью, причем настолько, что если бы не Маргарет, то я не узнал бы ни дня рождения, ни пола ребенка…
— Я бы сообщила тебе через адвоката, — перебила его Дорин.
Неужели он думал иначе? Но Роналд не слушал, словно она и не говорила ничего.
— Поэтому я не могу позволить себе привязаться к ребенку, мать которого имеет тенденцию внезапно исчезать.
— Я никогда не помешаю тебе встречаться с Энтони! — упорно гнула свое Дорин. Ведь это было бы так здорово, если бы Роналд признал сына! — Ребенок должен знать своего отца, проводить с ним время, когда подрастет. Неужели ты не понимаешь?
— Нет, а почему я должен это понимать? Шесть месяцев назад мои соображения тебя не интересовали. Ты их даже не выслушала. Так почему я должен интересоваться твоими? — Он повернулся к двери, бросив через плечо: — Подумай об этом, Дорри. И ради Бога, отправляйся спать!
