И он пошел прочь, не оборачиваясь. Не желая об этом думать – хотя бы сегодня, – Шейн нажал кнопку интеркома.
– Нельзя ли подыскать мне костюм? – спросил он у безымянного голоса, ответившего ему. – И пару ботинок, будьте любезны.
– Конечно, сэр. Принести в кабинет?
Шейн помолчал, потом тяжело вздохнул и ответил:
– Нет, в корпус для гостей. Возникла пауза, служащий откашлялся.
– Сэр, быть может, принести все в вашу комнату? Она уже готова.
– Мою... комнату? – Шейн вспомнил апартаменты над гаражом. Не это же они имеют в виду...
– В восточном крыле, сэр. Миссис Морган всегда держала комнату для вас наготове, если вы вернетесь.
Не в бровь, а в глаз, а?
– Прошу прощения, сэр, быть может, стоит послать кого-то, чтобы проводить вас туда?
Шейн потряс головой, приходя в себя от этой новости. Столько всего в один день.
– Да, – произнес он, затем откашлялся. – Было бы замечательно. Спасибо.
Шейн дал отбой и рухнул в кресло. Значит, у Большой Алекс все было готово. Он представил сцену своего возвращения домой, как она и ожидала. Бабушка бы махнула рукой в сторону этих комнат и произнесла бы нечто вроде: «Мне было интересно, когда же ты поймешь, что я всегда была права».
Шейн покачал головой. Он мог поклясться, что слышит эхо ее голоса, но тут в дверь постучали. Молодая девушка азиатской наружности, одетая в традиционную для дома Морганов черно-белую униформу, приветствовала его, профессионально улыбаясь, и предложила следовать за ней.
– Нужно было остаться на юге, с устрицами, – пробормотал он.
– Прошу прощения, сэр? Не знаю, есть ли сегодня у шеф-повара устрицы, но...
Шейн устало улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Все в порядке. Ведите меня.
Он пошел за ней, размышляя, может ли тридцатилетний человек убежать из дома?
Такой неловкой ситуации этот лимузин еще не видывал, подумала Дарби, аккуратно отодвигая свои ноги подальше от ног Бьорнсена. «Стефана», – исправилась она. С тех пор как они выехали из дома пятнадцать минут назад, он уже дважды сказал ей, что не терпит формальностей и предпочел бы быть с ней на ты.
Внимательно глядя в окно, будто она соскучилась по здешним пейзажам, Дарби усиленно соображала, что он может еще придумать. Девушка вспомнила совершенно другую поездку в лимузине. Казалось, это было сто лет назад. Дарби размышляла, что сейчас делает Шейн, и опять, сама того не сознавая, стала сравнивать двух мужчин. Оба выглядели великолепно, оба это знали, оба были непомерно заносчивы.
Однако все же Шейн был сексуальнее – вспоминая о нем, она мечтала о скомканной постели, переплетении тел и множественных оргазмах.
Когда же Дарби смотрела на Стефана, не могла сказать точно, что ее привлекает. Эти глаза, такие темные, такие бездонные. Глядя в них, девушка вспоминала фантастические фильмы, в которых пришельцы являются на Землю в образе прекрасных мужчин и исследуют твой мозг, пока ты спишь. Ей представлялось, как пришелец совращает свою жертву, вытворяет с ней в постели бог знает что – это прелюдия к сканированию мозга, разумеется. Все это должно было пугать ее. И пугало. Отчасти. Хотя последняя сцена никак не шла из головы.
– Ты часто бываешь в Вашингтоне? – спросил Стефан.
Дарби напряглась, ибо, хотя вопрос был праздный, она уже поняла за короткое время, проведенное со шведом, что он ничего не делает просто так. Девушка, собравшись с мыслями, повернулась от окна к нему. Да. Глаза пришельца. Притягивающие и ничего не выражающие. Прекрасные губы улыбались, глаза – никогда. Несмотря на это, ее тело охватывал трепет и ей очень хотелось подвинуться на сиденье, всего чуть-чуть.
Она сосредоточенно искала ответ, одновременно правдивый и не настолько честный, чтобы сделать ее уязвимой. Предполагалось, что она городская жительница, а не деревенщина из Монтаны. Он был удивлен, увидев ее вместо Пеппер, и теперь она для него – загадка, вроде пробного экземпляра. Дарби решительно пресекла подобные мысли. Гость хотел заключить сделку, которая, по-видимому, принесет столько денег, сколько она и представить себе не может. Когда на кону такая сумма, нужно быть осторожной.
– Мои дела на западе не позволяют много путешествовать, – в конце концов проговорила она, молясь про себя, чтобы он не задавал вопросов про ранчо. Она почему-то вся была напряжена. Дарби была здесь по вине Пеппер и, собственно, отца, но, когда речь заходила о ее ранчо, никакие обязательства не действовали. Эту тему она обсуждать не собиралась. Не важно, насколько это интересно гостю.
Стефан задержал на ней взгляд чуть дольше обычного, затем пожал плечами на европейский манер. Одновременно небрежно и элегантно.
– Мне редко удается побыть дома хоть немного.
Дарби ухватилась за возможность перевести разговор на другую тему. Бьорнсен явно был из тех, кто не прочь поболтать о себе и своих делах.
– Что именно вы называете своим домом?
Он поднял бровь. Еще одна европейская штучка. Жаль, этому не учили в «Хрустальной туфельке». Она не умела вести разговор, лишь пожимая плечами и поводя бровью.
– Вижу, ваш отец рассказал вам обо мне немного. Похоже, мы в равных условиях. Я родился в Гетеборге, но сейчас живу в Стокгольме. Ты бывала в Швеции?
– Моя сестра любит путешествовать, – ответила Дарби, – а мне не одолеть отвращения к самолетам.
Бьорнсен прищурился.
– О?
Она только подогрела его любопытство. Черт возьми.
– Тебе не нравится летать? – Стефан улыбнулся. – Значит, у тебя просто создалось неверное представление. Я обожаю летать. У меня самого есть лицензия пилота. Летаю, когда только удается.
– Прямо как мечтали в эпоху Возрождения.
Дарби чуть улыбнулась, заклиная отца не звонить Стефану до воскресенья. Чудесный получится разговорчик: Бьорнсен скажет, мол, встретил другую вашу дочь. Конечно, тогда для нее все закончится быстрее – папа отправит ее паковать вещи. Хотя какая разница, что там будет с папой и с его сделкой?
Тут Дарби начала понимать, что каким-то образом она чувствует больше ответственности за происходящее. Само собой, не ради отца, но и не ради одной Пеппер. Может, дело в обаянии Стефана или в том, как он смотрит на нее. Но Дарби чувствовала, что это стало ее личным делом. Это было что-то наподобие теста: чего она действительно стоит. Слова Пеппер о том, что у Дарби получается все, что она захочет, задели девушку.
– Не хочешь ли ты поближе познакомиться с небесами?
Дарби была уверена, что понимает, о чем он говорит, но решительно не хотела разбираться, права она или нет. Она была бы рада разделаться со всем этим, не навлекая на себя еще больше бед. То, что случилось в примерочной «Нордсторма», было для нее уже слишком. Дарби наклонила голову и изобразила на своем лице одну из тех фальшивых светских улыбок, которым научили ее феи в «Хрустальной туфельке».
