Еще более необычным было то, что он продолжал приглашать Чарльза на их вылазки. Они втроем ходили в ресторан по меньшей мере раз в неделю. Возвращаясь после поздних занятий домой, Трейси часто заставала их двоих смотрящими по телевизору бейсбольный матч. Чарльз уже не звонил ей. Общался он только с Дугом.
Однажды вечером, когда Дуг оставил их одних на несколько минут, поднявшись в комнату Дональда, Трейси затащила Чарльза на кухню и захлопнула за собой дверь.
— Нам с тобой надо поговорить.
— О чем?
— О наших странных свиданиях.
— Но мы уже не назначаем друг другу свиданий.
— А почему?
— Я думал, ты сама этого хотела. К тому же, я не намерен наступать на любимую мозоль другого мужчины.
— Я вовсе не любимая мозоль Дуга, — возмущенно огрызнулась Трейси. — С чего ты только взял такую глупость?
Чарльз ухмыльнулся, и ее легкое возмущение моментально переросло в ярость.
— Перечислить все? — ядовито поинтересовался он. — Во-первых, он все еще живет здесь. Во-вторых, стоит тебе взглянуть на него, как твои глаза вспыхивают как дорожные знаки под светом фар. Он же никогда не спускает с тебя глаз. Между вами чувствуется такое сильное напряжение, что рядом с вами становится опасно, как на дороге, укрытой утренним туманом.
— Все потому, что он приводит меня в бешенство.
— Нет, потому, что вы двое все еще влюблены друг в друга, — поправил Чарльз. — И если один из вас не признает этого в ближайшее время, я вызову одного из тех профсоюзных третейских судей, которые умеют улаживать подобные конфликты.
— А, иди ты к черту!
— Если ты настаиваешь, — самодовольно ухмыльнулся он. — Но это ничего не изменит.
Трейси вздохнула и откинулась на спинку кресла.
— Чарльз, что мне делать?
— Ты действительно ждешь от меня совета или просто хочешь поиздеваться надо мной?
— Я жду твоего совета.
— Расскажи мужу о своих чувствах.
— Ты спятил? — огрызнулась она. — На днях я чуть не изнасиловала его, а он сделал вид, будто не одобряет меня за то, что я слишком легко одета.
— Я имел в виду открытый, честный разговор о твоих чувствах, а не сцену соблазнения.
— Но я сама не знаю, что я чувствую.
— Знаешь, — заверил ее Чарльз, чуть приподняв ее подбородок и заглядывая ей прямо в глаза. — Просто ты боишься признаться в этом, так как опасаешься, что тебе снова сделают больно. Рискни, Трейси. Дуг, твой брак стоят того, — он тепло улыбнулся ей. — К тому же, я мечтаю быть шафером на вашей свадьбе.
Трейси непрерывно размышляла над советом Чарльза, но не могла заставить себя последовать ему, тем более что Дуг ничего не делал для того, чтобы поощрить ее к этому. В те дни «послания» Дуга были более путаными, чем морзянка неопытного радиста.
Когда он пригласил ее на пикник, в ней пробудилась надежда. Но когда он взял с собой Дональда, она рухнула. Когда он провел субботний вечер в попытках научить сына печь шоколадное печенье и кухня стала похожа на поле битвы, она потеплела к нему. Но потом он ушел из дома с зашедшими за ним приятелями, оставив ее дома одну. Когда он изобретал тихие игры, чтобы занять Дональда, пока она занималась, Трейси хотела обнять его и поблагодарить, но он всегда засыпал до того, как она наконец складывала свои учебники.
Иной раз он встречал ее после занятий и приглашал выпить пивка или отведать пиццы, а иногда затаскивал ее в кегельбан, где она наблюдала, как он играет с друзьями. Но за исключением редкого легкого поцелуя, когда он желал ей спокойной ночи, он ни черта не делал для того, чтобы заполучить ее в свои объятия. Его тактика сводила ее с ума. Когда она пыталась разобраться, почему это происходит, ей становилось понятно: потому что она все еще влюблена в него, как правильно догадался Чарльз. И ее любовь росла в прямой пропорции к тем изменениям, которые она замечала в нем.
Вернувшийся в ее жизнь Дуг все еще был неотразимым, теплым, полным сюрпризов, но одновременно он показывал свою зрелость и ответственность, которые пробуждали ее интерес и надежду на то, что он действительно готов остепениться. И он утверждал, что готов. Его поступки, казалось, свидетельствовали о том же. И все же он держал ее на расстоянии.
Когда она ночи напролет маялась без сна, сгорая от вожделения к единственному мужчине, который возбуждал ее, Трейси пыталась сообразить, как долго она сможет еще терпеть такую неестественную холодность между ними. Она жаждала вернуть его в свою постель, если и не навсегда, то хотя бы на одну незабываемую и знойную ночь.
А хватит ли, спрашивала она себя, одной ночи или она станет лишь мучительным напоминанием о том, что у них было когда-то?
В конце концов Трейси решила, что совершенно нестерпимая ситуация требовала принятия гораздо более крутых и потенциально соблазнительных мер, чем какое-то там неглиже. Дуг либо играл с ней в абсолютно непотребную игру в кошки-мышки, либо считал вопрос решенным, как только она перестала пытаться вышвырнуть его из дома. Как бы то ни было, с этим надо кончать.
Теперь же.
Логика подсказывала Трейси, что пришло время поговорить с ним, сознаться, что она все еще любит его, как и советовал Чарльз. Несмотря на осознание своего чувства, она все же хотела, чтобы первый шаг сделал Дуг. Сам факт, что он вернулся домой аж с Западного побережья, был не в счет. Как и все его искусные усилия завоевать снова ее любовь.
Трейси нужно было недвусмысленное доказательство того, что он все еще находит ее привлекательной. Она хотела, чтобы бывший муж соблазнил ее, предался с нею неудержимо страстным любовным утехам. Она желала, чтобы он доказал ей раз и навсегда трепетно чувственным образом, что не может и минуты прожить без нее.
Ревность казалась ей наилучшим оружием. Пусть дешевым и нечистым, но тем не менее единственным оставшимся у нее. История доказала его действенность. К сожалению, ей вряд ли удастся вызвать ревность Дуга к Чарльзу. В первый момент Дуг воспринял его как соперника, но ему хватило двадцатиминутной беседы и присутствия на одном бейсбольном матче, чтобы завоевать Чарльза на свою сторону, и теперь бывший соперник стал его убежденным сторонником.
Стоя в кухне «Морти», Трейси взвешивала свою будущую тактику, когда ее взгляд остановился на Джонни Рее. Впервые она рассматривала его в совершенно новом свете.
Он неплохо смотрелся бы, решила она, если бы причесал свои жесткие рыжие волосы, надел костюм, который не висел бы на нем мешком, и заменил свои очки контактными линзами. Самое же важное — он был настоящим другом. Ему она могла сказать, чего она добивается. Если он согласится помочь ей, не придется беспокоиться, как бы не ранить его чувств, ибо и речи не будет об использовании ничего не подозревающего мужчины в своих корыстных целях. Она все же считала себя благородной женщиной.
