Когда он спустил купальник ниже, его рот тоже двинулся ниже. Опустившись на колени, он провел руками по тыльной стороне ее ног.
В следующее мгновенье, когда она почувствовала, что его рот коснулся ее там, в самом центре, она запрокинула голову, и ее захлестнуло блаженство, равного которому она еще не знала.
Ее пальцы вцепились в его плечи, и в течение нескольких следующих минут для нее в мире не существовало ничего, кроме его рта и холодной воды.
Когда наслаждение достигло апогея, из нее вырвался глубокий стон и если бы он не встал, чтобы поддержать ее, она непременно потеряла бы равновесие.
Когда силы вернулись к ней, она с удивлением отметила, что воспоминание о любви Марка столь же действенно, как и само событие.
Она прильнула к его сильному телу — она еще не хотела заканчивать. Она покрывала настойчивыми поцелуями его плечи, шею, грудь. Ее губы бродили по его телу, этому изумительному телу, которое временно принадлежало ей.
Когда он взял в руки ее лицо и потянул вверх, чтобы она встала, вздох разочарования вырвался из нее. Она взяла его за руку, пытаясь пресечь мягкие поцелуи, которые он запечатлевал на ее губах.
— Не мешай мне, — прошептала она. — Я хочу этого. Я хочу, чтобы ты почувствовал то, что чувствую я. Я хочу, чтобы ты почувствовал удовольствие от моих пальцев и моих губ.
Он покачал головой.
— Нет, не сейчас, — пробормотал он. — На сегодня достаточно.
Выпрямившись, он убрал мокрые волосы с ее лица. Хотя жест был ласковый и нежный, что-то переменилось. Какой-то холод, никак не связанный с ледяной водой, пробежал по ее коже.
Он отстранил ее. И осторожно отошел на безопасное расстояние.
Она почувствовала острую боль и наклонила голову, чтобы не видеть его лица. Подобрав купальник, она вышла из воды и натянула его как следует.
Она потрясла головой, чтобы просушить волосы и почувствовала, что он снова смотрит на нее. Повернув голову, она встретилась с его взглядом.
И теперь она знала. Снова, не отдавая себе отчет, откуда идет это знание, она понимала, что происходит в его голове. Она знала, почему он отстранил ее.
Несколькими минутами раньше, когда он доставил ей столь сильное удовольствие, она была полностью в его власти. А он полностью владел собой. И он ни в коем случае не желал, чтобы они поменялись ролями.
Таков был Марк Аврелий Рид Идущий По Звездам. Который всю жизнь боролся за то, чтобы не оказаться в чьей-нибудь власти.
Прополоскав кофейник, Лэйкен опустилась на камень у самого ручья. Хотя жары еще не было, солнце светило ярко, и бесчисленные зайчики плясали на гладких камешках.
Можно сказать, что она бездельничала. Ей не хотелось возвращаться в лагерь прежде, чем она основательно все обдумает.
Судя по тому напряжению, которое установилось между ней и Марком прошедшей ночью и не ослабело наутро, ей нужно было более трезво взглянуть на положение дел.
Во-первых, дела обстояли так, что она любила его. Что-то в этом человеке, поставившим перед собой целью замкнуться от мира, коснулось той части ее души, которой прежде не касался никто. Она была всепоглощающе, окончательно и бесповоротно влюблена в Марка.
Во-вторых, несомненно, было то, что он не отвечал ей взаимностью. Эта несомненная истина доставляла ей боль, которая грозила сделаться продолжительной, однако от этого истина не становилась менее непреложной.
И наконец, третье. То, что чувствовала она, а Марк не чувствовал, играло второстепенную роль, пока Ч. Д. не поправится. Лэйкен не могла позволить кому-то из них уйти в сторону. Они должны сделать то, ради чего они сюда приехали.
Ситуация была достаточно щекотливая. Если бы не сцена у водопада, она могла делать вид, что все обстоит так же, как и раньше. Она могла скрывать тот факт, что любит его, а он — продолжать пренебрегать ею и окружающей жизнью в целом. Но то, что произошло, нельзя было сбросить со счета, оно стояло между ними подобно кирпичной стене.
Лэйкен принадлежала к людям того типа, который сам нарывается на трудности — гоняется за ними, чтобы схватить их за воротник и сказать: «Ну вот — теперь все в порядке».
Но у Марка все иначе. В его обычае было смотреть на высокие горы, в то время, как мысленно он добавлял новые кирпичи к этой стене.
Услышав его шаги по прибрежной гальке, Лэйкен, образно говоря, подпоясала чресла и посмотрела на него.
— Нам нужен перерыв, — сказал он, не глядя на нее.
Подняв одну бровь, она встала на ноги и спросила:
— Как это?
— Попробую сказать иначе. — Он помедлил, проведя ладонью по волосам. м Мне нужен перерыв. У моего друга — того, что одолжил мне джип, есть ранчо в двухстах пятидесяти километрах отсюда. Его зовут Леон Гай-дучек. Возможно, вы о нем слышали. — Он перевел глаза в ее сторону и поймал ее выжидающий взгляд. — А возможно и нет. Раза два в году он приглашает на уик-энд две-три сотни гостей. Лучших из лучших. — В его голосе слышалось презрение.
Кирпичная стена была закончена, но они неожиданно оказались в самом начале. Марк смотрел и говорил, как усталый циник, которого она встретила в первый день в его офисе.
Слегка вздохнув, Лэйкен почесала кончик носа.
— Неплохо звучит… Правда, я не большая любительница вечеринок, на которых собираются люди, считающие себя «лучшими из лучших». Это не предрассудок, просто я предпочитаю…
— Семейные обеды?
Нескрываемая насмешка в его голосе заставила ее губы сжаться, но, тем не менее, она кивнула ему.
— Да-да. Только почему вы не оставили меня в том маленьком мотеле возле фактории, где я могла спокойно дожидаться вас?
— Я не считал это возможным. — Хотя он старался говорить ровно, подавленный гнев блестел в его глубоко посаженных глазах. — Должен ли я напомнить вам, что вы нуждаетесь во мне? Врачеватель командует парадом.
— Мне кажется, что эта отговорка немного устарела, — сказала она уже в его удаляющуюся спину.
Когда она подошла к джипу, вещи уже были уложены. Мотор работал, и Марк сидел за рулем. Бросив то, что относилось к завтраку, в заднюю часть машины, она забралась на сиденье позади него и захлопнула дверцу.
Когда он нажал на газ, и машина резко рванулась, отбросив голову Лэйкен назад, она решила, что если отнестись к этому со всей серьезностью, она сможет вырвать из себя эту любовь.
Первая сотня километров прошла в молчании — он сердился и использовал свой гнев, чтобы держаться от нее на расстоянии.
Так и должно быть, говорила она себе. Открытое, искреннее изъявление чувств было слишком низкопробным для Мистера Всемогущего Господа Рида.
— Послушайте, — сказала она наконец. — Если мне предстоит в этом участвовать, не следует ли посвятить меня в кое-какие детали? Какого рода увеселения предпочитает ваш друг? Мы будем говорить об охоте или мне надо позвонить Роз и попросить ее привезти мою диадему?
