– Оставь его, Пегги, – прервала ее маленькая, – он мой милый. Ведь верно, беби?
– Конечно.
– Пойдем со мной наверх, милый. Я люблю крупных мужчин. У меня еще никогда не было такого большого!
– Уверен, что не было!
– Что ты хочешь этим сказать, ты, большой ублюдок?
– Да так, черт с ним, забудь!
Она слезла с моих колен и поставила на фонограф пластинку. Под музыку вышла на середину комнаты и стала ритмично пристукивать каблуками и вертеть бедрами.
Я присоединился к ней.
– Как тебя зовут, великан? – Она глядела на меня снизу вверх. Ее голова доставала мне только до плеча.
– Белобрысый.
– А меня зовут Билли. Я тебе нравлюсь?
– Да, очень.
– Да, похоже, я тебе действительно нравлюсь. Вот только что у тебя на уме?
– Ничего. Просто я еще не разогрелся. Надо еще выпить!
Мы выпили еще, и я потанцевал с Пегги. Она была бы хорошей танцовщицей, если бы не профессиональное усердие, с которым она ко мне прижималась. Она слишком заботилась о том, чтобы заработать, а не о том, чтобы получить удовольствие от танца.
Вошел матрос береговой охраны и составил пару Билли. А когда мы перестали танцевать и выпили, он уселся в углу, посадив Пегги себе на колени. Полупьяный, он настаивал на том, чтобы угостить нас выпивкой. Итак, мы выпили еще по одной, а потом по одной, которую купил я. Он меня все время спрашивал, нет ли у меня брата в береговой охране. Видите ли, он служил на патрульном судне на Аляске с парнем, очень похожим на меня.
Мы еще послушали музыку, и моряк с Пегги попытались изобразить танец апачей. Но моряк упал, а она отлетела и плюхнулась в углу на софу. Они разразились хохотом и отправились наверх.
– Это ее парень, – пояснила Билли. – Он все время приходит к ней. И они дерутся прямо черт знает как. Это он наставил ей синяков. А в прошлом месяце она съездила ему туфлей между глаз и он ходил с подбитым глазом.
– Очень мило, – усмехнулся я.
– Ты брюзга, беби. Пойдем развлечемся немного. Ты поднимешься со мной наверх?
– Конечно.
Почему бы нет, подумал я. Когда мы вошли в ее комнату, она сняла туфли, достала из комода полотенце и легла на кровать, глядя на меня. Она была худенькой девушкой, довольно хорошенькой и милой, в мальчишеском стиле. Я сел на край постели и закурил сигарету.
– В чем дело, белобрысик? Ну, давай!
– Не торопи меня.
– Ну, я, кажется, промахнулась. Это впервые, чтобы я сняла платье, а мужчина просто сидел и курил! – пожаловалась она.
– Нет, ты не промахнулась, Билли. – Я положил на постель около ее руки пятидолларовый банкнот. Потом встал. – Как-нибудь увидимся!
Когда малышка закрыла за мной дверь, я услышал, как она произнесла:
– Будь я проклята! Они все сумасшедшие ублюдки!
На следующий день около трех я отправился в бар на Двадцать четвертой улице. На этот раз я был в своей машине. Не помню зачем, но я возвращался в отель. С тех пор как приехал в город, я постоянно пил, но это плохо помогало. Мне становилось только хуже.
Это было дешевое заведение с баром из грубых досок и несколькими неуклюжими столиками. У стойки приземлилась компания матросов, беседуя и громко смеясь. Я сел у другого конца и заказал виски. Бармен, крупный мужчина, примерно моих габаритов, выглядел довольно крепким. Весь его облик указывал, что он бывший боксер.
– Оставь здесь бутылку, приятель. Может, я захочу еще.
– А откуда мне знать, есть у тебя деньги или нет? – процедил он с подозрением.
– Правильно. Ты не знаешь. Оставь, и все. Он оставил бутылку и оперся руками о стойку бара.
– Больно ты умный. Ладно, дам тебе небольшой совет. Не устраивай здесь ничего!
– Ты напиши мне как-нибудь письмо на эту тему. Будет очень приятно услышать о тебе.
Он сурово посмотрел на меня. А я спокойно налил себе еще и бросил несколько монет на стойку бара. Тогда он отошел, искоса глядя на меня.
Где Анджелина может быть сейчас, в эту самую минуту? Где угодно, только не дома. Она никогда не вернется домой. Сколько у нее осталось денег? Как она сможет заработать себе на жизнь? Ты прекрасно понимаешь, что у нее для этого только единственный путь. И после твоего хамского обращения ей, возможно, все равно, когда начать. Чего вообще можно ожидать от людей после той великолепной демонстрации, которую ты ей устроил. Ты, право, здорово помог ей! И себе тоже, не так ли? Почему бы тебе не вернуться в отель, не принять душ и хорошенько не выспаться? Но ты прекрасно знаешь, почему это немыслимо. Но ведь, как бы то ни было, ты же не влюблен в нее? Конечно нет. Ты сидишь в этих маленьких модных кафе только потому, что тебе нравится их обстановка и особенно общество этого симпатичного бармена. Сукина сына. Ты мог бы отправиться в центр и посмотреть какой-нибудь фильм. Ты бы получил удовольствие. Еще бы! Или мог бы вернуться на ферму. Так приятно жить одному и проводить часы в предположениях о том, где Анджелина и что делает. И о том, что она должна думать о тебе. Не забывай об этом! Это очень важно. Ну все же тебе есть что вспомнить приятного из суток, проведенных с ней. Склоненная белокурая головка и убитый голос: «Ладно, ладно». Сэм Харли не смог сломить ее характер за восемнадцать лет, а тебе это удалось как никому, всего за десять минут. Ты просто исключительный парень, правда?
На соседний табурет сел человек с очень большими подложенными плечами. Приблизительно моих лет, он выглядел как какой-то «мелкий стрелок» – шулер или, может быть, сводник.
– Парень, ты не против, если я налью себе из этой бутылки?
– Можешь даже вылить ее себе на голову, если хочешь.
Он налил виски в стакан, который бармен поставил перед ним.
– Эй, Джек, здоровый черт! Как делишки? – поприветствовал он бармена.
По-видимому, они были старыми знакомыми. Не обращая внимания на их беседу, я закурил сигарету. Этот, с квадратными плеча ми, налил себе еще. Джек остановился передо мной.
– Это будет восемьдесят центов, – сказал он, расставив свои огромные веснушчатые лапы на стойке бара.
– Что будет восемьдесят центов?
– Два стакана. – Он кивнул на пустой стакан широкоплечего.
– Хорошо. Пусть восемьдесят центов. И что дальше?
– За тобой восемьдесят центов. Плати.
– Знаешь, что ты можешь сделать со своими восьмьюдесятью центами?
– Минутку, белобрысый, – сказал человек с квадратными плечами, – ты, может быть, не понимаешь, во что ввязался. Джек славный малый, но не надо поступать с ним плохо. Я прав, Джек?
– Ты будешь платить? – спросил Джек. Я почувствовал, что он не собирается долго толковать. После первых нескольких выпадов разговор надоедал ему.
– Давай, белобрысый, – произнес широкоплечий, кладя руку мне на плечо. – Ты же предложил мне выпить с тобой оба раза, да?
