Огонь пронзает меня, дикий и неудержимый. Мне хочется вскочить с кровати и влепить ему пощечину. Как он посмел наседать на меня за то, что случилось со мной? Это я пострадала. Я та, кто страдал в тишине. Единственная, кто жил со страхом, паникой и кошмарами.
— Я спасла тебя от этого, — шиплю в ответ. — Не сказала тебе, чтобы ты не волновался. Не хотела...
Резко останавливаюсь, когда вижу, что по лицу Каллана катится слеза. Я совершенно ошеломлена. Каллан сердито вытирает слезу со щеки тыльной стороной ладони и хмурится.
— Ты не имела права. Ты заставила меня почувствовать себя никчемным. Меня не нужно было спасать от правды, Корали. Мне нужно было знать, что с тобой все в порядке, а это было не так. В сущности, это моя вина. — Он встает, потирая лицо руками. — Как бы то ни было, мне очень жаль. Прости, что продал твою фотографию. Прости, что не видел правды, когда она была прямо перед моим носом. Я был так поглощен заботой о маме, что, возможно, не видел все так ясно тогда. Но никогда не притворяйся, что то, что было между нами было не по-настоящему, Корали. Никогда не притворяйся, что то, что мы чувствовали, не было долголетнем, всепоглощающем, мощным чувством, потому что знаю, что ты все еще чувствуешь это, черт возьми.
— Каким образом? Как, черт возьми, ты можешь знать это обо мне, Каллан? — Я едва могу говорить.
Мне хочется кричать на него, колотить кулаками по его груди, но у меня нет сил. Меня охватывает боль, и на глаза наворачиваются слезы. Я ругаю их, не хочу казаться слабой, но этот момент уже давно наступил. С таким же успехом могла бы попытаться повернуть вспять пески времени.
— Потому что! — Каллан хватает коробку со стола и бросает ее на кровать. Крышка соскальзывает, и внутри стопки фотографии, где мы вместе, держимся за руки, целуемся, где я сплю, смеюсь, высовываю язык... так много фотографий. — Иногда я просыпаюсь и не могу дышать, Корали. Так же, как и ты. Иду по улице и вижу тебя повсюду. Так же, как ты видишь меня. Занимаюсь сексом с какой-то женщиной, с которой только что познакомился, и это твой рот чувствую на своем, твои руки чувствую на своем теле, твой голос слышу, выкрикивающий мое гребаное имя. Ты не можешь сказать мне, что не представляешь меня внутри себя каждый раз, когда занимаешься сексом с кем-то другим, Корали. Ты просто не можешь, потому что я знаю, что это неправда. — Он расхаживает взад и вперед, приглаживая руками волосы, не моргая, уставившись в пол перед собой.
Если я скажу, что он прав, это будет все равно что признаться самой себе в чем-то окончательном и ужасном. Признаться, что никогда не забуду его, где бы ни была и с кем бы ни была. Он всегда будет мне нужен. Я не готова к этому.
— Это не... неправда, Каллан. Мне жаль.
Каллан перестает расхаживать по комнате и поворачивается ко мне. Похоже он расстроен.
— Опять же, — говорит он. — Это чушь собачья.
— Мы уже не в старшей школе, Кэл.
— Я полностью отдаю себе в этом отчет.
— Тогда ты не можешь просто назвать это чушью.
— Могу. Если ты не любишь меня, Корали, какого хрена ты здесь делаешь? Зачем ты пришла в мой дом и забралась в мою гребаную постель, зная, что я найду тебя здесь?
Откидываю одеяло и вскакиваю, чтобы встать с ним лицом к лицу.
— Я пришла сюда, чтобы попросить тебя уехать, ясно? Не хочу, чтобы ты был здесь. Ты мне здесь не нужен. Ты…
Он подходит ближе, так что его грудь прижимается вплотную к моей.
— Я что? — рычит он.
— Ты все усложняешь. Это тяжелее, чем должно быть!
Каллан вздыхает и слегка наклоняет голову. Он намного выше меня. Так было всегда. Но сейчас он кажется больше, каким-то более внушительным. Я чувствую, что Кэл мог бы без труда поглотить меня, если бы действительно захотел.
— Ты делаешь это сама, Корали Тейлор, — шепчет он. — Бороться всегда тяжело. И злиться очень тяжело. Ненавидеть себя и меня тоже тяжело. И знаешь что? Лгать самой себе тоже трудно, потому что ты знаешь правду так же хорошо, как и я. Отказ признаться в этом самой себе, должно быть, самая трудная вещь из всех.
— Пошел ты, Каллан. — Я хлопаю ладонями по его груди, пытаясь оттолкнуть, но он хватает меня за запястья. — Отпусти меня.
Он медленно качает головой из стороны в сторону.
— Я уже однажды совершил эту ошибку, Синяя птица. Больше нет.
— И что, ты собираешься делать? Похитить меня? Приковать к своей чертовой кровати и заставить любить тебя? — Снова пытаюсь вырваться, но он крепко держит меня. Если бы кто-то другой удерживал меня вот так, я бы сейчас превратилась в кричащую фурию. Пинала бы его коленями по яйцам и искала что-нибудь острое, чтобы ударить.
— Прекрати, — рявкает Каллан. — Хватит. Если бы ты действительно не хотела быть здесь, ты бы вообще не пришла. И ты знала еще до того, как переступила порог дома, что я никуда не уйду. Ты же не могла всерьез подумать, что я уйду. Значит, ты просто хотела меня.
— Ты бредишь! О боже, ты действительно сошел с ума. Я не хочу тебя. — Не могу поверить, что он вообще так думает. Должно быть, он пристрастился к наркотикам в Нью-Йорке и сейчас находится под кайфом, чтобы даже подумать об этом.
Каллан смотрит на меня сверху вниз, его глаза сверкают яростью и чем-то еще более пугающим.
— Тогда почему все твое тело дрожит прямо сейчас? Почему чувствую, как твое сердце колотится в груди? И не говори мне, что это потому, что ты злишься. Хватит врать!
Я смотрю на себя и вижу, что он прав. Каллан все еще держит меня за запястья, но уже почти не давит. Мои руки дрожат, как сумасшедшие, вместе с ними и ноги, и все остальное тоже. Я чувствую, что не могу перевести дыхание.
— Скажи мне, что ты чувствуешь. Прямо сейчас. Что ты чувствуешь, Корали?
— Я… я просто... — Даже не могу нормально думать. Это действительно несправедливо с его стороны-так поступать со мной. — Я не хочу…
— Знаю, что ты не хочешь этого делать. Я не идиот. Но мне надоело чувствовать себя дерьмом, ясно? И мне надоело гадать, где бы мы оба оказались, если бы просто сдались и стали уязвимыми всего на пять гребаных секунд. Так что признай это. Просто скажи мне, что ты чувствуешь.
Я обдумываю идею пнуть его коленом по яйцам. Представляю, как приятно будет ощутить быстрое движение вверх, когда Каллан камнем рухнет на пол своей спальни. Только когда представляю себе это, то совсем не чувствую удовлетворения. Это кажется неоправданным и безрассудным, не говоря уже о бессмысленности. С тех пор как покинула Порт-Ройал, мое сердце ожесточилось, я стала сильной, справляясь со всем, что происходило здесь, и это было моей единственной целью. У меня не было времени ни на что другое. Прямо сейчас я теряю контроль. Каллан толкает шаровой таран к высокой кирпичной стене, которую так долго возводила, и кажется, что она вот-вот рухнет.
— Я чувствую себя... потерянной, — шепчу я. — Мне больно. Мне очень больно.
Смотрю в лицо человеку, который уже давно украл мое сердце, и знаю без тени сомнения, что все еще безгранично люблю его. Это ужасное осознание, которое я так долго отрицала. Выражение лица Каллана одновременно свирепое, покровительственное и собственническое. Как он может чувствовать себя так после стольких лет? Как он может все еще хотеть любить меня? Или даже быть рядом со мной после всего, через что мы оба прошли?
— Мне тоже больно, — тихо говорит он. — Но у тебя есть способность остановить эту боль, Синяя птица. Так же, как я могу забрать твою боль. Всю до последней капли. И не успокоюсь, пока прошлое не умрет и не будет похоронено, и ты не будешь счастлива, если позволишь мне. Пожалуйста... пожалуйста, просто позволь мне.
Будь я сейчас хоть немного в здравом уме, то бы сказала «нет» и выскочила из дома, прежде чем он успел бы меня остановить. Это было бы самым безопасным и разумным решением для меня. И все же не хочу этого делать. Мне так надоело стараться изо всех сил. И так устала бороться против всех своих желаний и стремлений. Мне так надоело притворяться, что не теряю голову от этого человека, и мне так чертовски надоело быть без него. Медленно, наполненная ужасом и облегчением, позволяю своему телу упасть на него. Уткнувшись лбом в его широкую грудь, испускаю глубокий вздох, который, казалось, исходит из самых глубин моей души.
