на той далекой летней ярмарке, когда выиграла конкурс улыбок? Поэтому ты меня и запомнил?.. Мы с отцом тогда только что приехали в Сэндфилд-Рок и все вокруг казалось таким незнакомым. Особенно люди. Но не для тебя. Тогда я верила, что способна обыграть кого угодно, а теперь понимаю, как ошибалась. Мальчишки терпеть не могут проигрывать, особенно девчонкам. И ты никогда бы мне не проиграл, если бы не захотел.
— Я не люблю проигрывать, это правда. Но всегда бывают исключения.
— Тогда почему? Что такого исключительного было в нашей игре?
— Ты.
Такой простой ответ, а сердце в груди вдруг делает кульбит и пропускает удар. Я отворачиваюсь от фотографии двенадцатилетнего мальчишки и смотрю на взрослого Мэтью. В его темные глаза цвета горячей карамели, которые сейчас удивительно серьезны со мной. И так же честны, как его ровный негромкий голос:
— Сначала мне было интересно. Ты не была похожа на знакомых мне девчонок. Храбро вызвалась играть со мной и все время мне улыбалась, хотя не могла знать, кто я.
— А потом?
— А потом… я не смог тебя огорчить, Эшли. Мой выигрыш того не стоил. Ты права, я действительно тебя запомнил.
Мои щеки вспыхивают от этого признания, и я отвожу взгляд к рядом стоящему шкафу. Аккуратно пробегаюсь пальцами по корешкам книг. На средней полке среди прочей мелочи лежат старые на вид игральные кости, и я с интересом беру их в руку. Поднимаю на ладони два кубика цвета белого дерева, оказавшихся на деле куда тяжелее, чем на вид.
— Что это? Ты играешь в кости?
— Нет, это еще Криса. Они давно здесь лежат.
— Значит, он играет?
— Играл, — поправляет меня Мэтью. — Но не по правилам и точно не в Чикаго или в покер*, а с девчонками на раздевание. В школе моего старшего брата интересовало не так уж и много вещей.
— И наверняка он всегда выигрывал, — догадываюсь я.
— Можешь не сомневаться. Что касается девчонок — все Палмеры на редкость везучие.
Я перекатываю тяжелые и холодные на ощупь кубики на ладони и скатываю их на стол. Поворачиваюсь к парню, когда кубики замирают на ровной поверхности.
— Это потому, что мало кто знает настоящие правила. Но я знаю. Пятерка и двойка! — удивляюсь выигрышной комбинации, закусывая в улыбке губы. — Можешь сам посмотреть!
Спальня у Мэтью небольшая, я стою от него всего в трех шагах, так что ему не составляет труда убедиться в моих словах. Но вместо этого он продолжает смотреть на меня, словно завороженный.
— Очень неплохо, мисс Улыбка. Похоже, удача сегодня на твоей стороне.
— Да, я тоже так думаю, — легко соглашаюсь с парнем. — Твоя очередь! Пожалуй, рискну тебя обыграть!
— Эшли? — вот теперь он удивляется по-настоящему и не скажу, что мне это не по душе. Это гораздо лучше, чем искать те самые слова и не знать, с чего начать. — Ты бросаешь мне вызов?!
— Да, Мэтью Палмер, бросаю! Ужасно хочу увидеть тебя без футболки. Скажу тебе по секрету, что этого бы хотела любая девчонка на моем месте. Так что твой ход!
Он встает и медленно подходит ко мне почти вплотную. Остановившись в полушаге, берет со стола игральные кости, подбрасывает их в кулаке и скатывает на стол.
— Две двойки! Пойнт*, мистер Совершенство! Тебе раздеваться. Я же говорила, что везучая!
Улыбка исчезла и пересохли губы. Мэтью стоит так близко, что я ощущаю грудью его тепло и обкусываю их, сухие, когда он снимает с себя футболку и отбрасывает ее в сторону, не отпуская меня взглядом.
— Эшли, — выдыхает низко, — эта игра до добра не доведет.
— Мне остановиться? — я спрашиваю шепотом, и совершенно точно его, а не себя.
Я только что проехала полгорода и прошла бы еще столько же пешком, лишь бы оказаться возле него вот так. Провести руками по сильным голым плечам и смело обнять.
Ну нет, я больше не сдамся.
Он колеблется всего мгновение, прежде чем прикрывает глаза и на выдохе отвечает:
— Нет.
Целая неделя разлуки. Мне кажется, я не жила все это время, а существовала. Все во мне тянется к парню, каждая клеточка, и когда его пальцы забираются в мои волосы и касаются виска — миллион оживших мурашек тут же бегут по телу, перехватывая дыхание и заставляя меня замереть.
— Мэтью…
Нам не нужна игра, чтобы раздеть друг друга. Все это только повод стать откровеннее, чего мы оба и хотим. И я не успеваю об этом подумать, как остаюсь без свитшота в одной тонкой футболке, ощущая жаркое дыхание парня на своей щеке.
— Эш…
Наши губы уже почти встречаются, когда в дверь спальни кто-то стучит.
Негромко, словно крадется, но этот голос я уже слышала однажды:
— Красавчик! Открой дверь, это я — Габи! Мэт, я знаю, что ты там!
Как же не вовремя она пришла. Я вижу, что от досады Мэтью готов рычать. А еще от чего-то, очень похожего на стыд, что вмиг окрашивает его смуглые скулы низким румянцем.
— Эй, Мэт?! Ты же простил мне Лукаса, правда? Это была шутка! Я бы никогда не стала спать с вами двумя!
Я не знаю, о чем она говорит, и не хочу знать. Для меня гораздо важнее голос парня:
— Эшли, я не хочу, но мне придется ей открыть, иначе она не уйдет. Но не переживай, я не пущу ее в комнату.
— Хорошо.
Я вижу, как Мэтью тяжело отойти от меня, но он выключает в спальне свет и открывает дверь.
— Чего тебе, Габи? — спрашивает у гостьи довольно грубо, и мне хорошо понятна его злость.
Однако голос девушки звучит, как сладкая патока — вязкая и липкая, которая пристает к пальцам.
— Привет, малыш. Тебя, конечно! Почему ты не зашел к Лукасу? Я звала, никогда не поверю, что ты не услышал.
— Я же ясно сказал «нет» еще прошлым вечером. Уходи, Габи! Я спал.
— Один? О, Мэтью,
