ему никогда не заходил её юмор. И вот сейчас, услышав игриво-провокационный вопрос, он как-то резко это вспомнил.
— Маргарита, сюда не надо звонить. У меня есть, чем себя занять.
Данила не планировал подыгрывать ей в кокетстве. Скорее заблокировать номер сразу, как звонок будет сброшен. Он успел отнять телефон от уха и потянуться к отбою.
А дальнейшие три недели жалел об одном. Что не успел скинуть. Что услышал нихера не кокетливое, пугающее, серьезное:
— У тебя есть сын, Данила. Нам с тобой есть, что обсудить.
* * *
Возможно, Маргарита ждала, что Данила воспримет новость иначе, но первым в нем проснулся скепсис.
Здоровый, как самому казалось.
Появление бывшей, когда-то предавшей, любовницы через столько лет и с таким заявлением его разозлило.
Он не поверил Рите. Он не собирался вести себя, как баран-тугодум.
Неадекватно вот так вламываться в жизнь к постороннему человеку и диктовать ему, что, когда и как делать.
Рита наяривала долго. Данила долго же держал её на игноре.
И закипал сильней, потому что зерно сомнений она в нём умудрилась поселить.
А рядом — зерно страха.
У него впервые за эти десять лет всё пздц как хорошо.
У него есть Санта. У него есть чувства. Планы есть. Надежды.
Ему дорого то, что сейчас у него есть.
И понятно, как сильно на эту реальность новость может повлиять.
Санта — дочка отца во втором браке. Наверное, её сценарий — худший из возможных.
Наверное, у большинства всё не так. Но её личный опыт может сыграть против чувств к обновленному Даниле… Который и так её немного напрягает, пусть она и любит.
Беря Санту на работу ещё летом, Данила понимал, какую возлагает на себя ответственность и что это мера временная. Что если у них всё получится — придется что-то менять.
Понимал, но у неё так светились глаза… В ней было столько искреннего желания найти себя в Веритас — среди лучших, что у него просто-напросто дрогнуло сердце.
Он не позволил ей остаться, а вознаградил за старания по заслугам. Знал, что прав и неправ одновременно. Но очень долго её горящий взгляд перевешивал собственный дискомфорт.
Только с каждым днем ей лучше, а ему всё сложней. Потому что хочется большего. С ней.
А ей хочется большего для себя.
И когда вокруг них — штиль, это не кажется критичным. Но как себя вести, если всё так, а вы в шторме?
У них свой начался.
После ошарашившей новости от Риты Данила даже на Санту начал чуть по-новому смотреть. Как на ускользающую сквозь пальцы материю.
Как на невероятно острую необходимость, которой он при всем желании не успеет насытиться, если всё уже катится к чертовой матери.
Их с Сантой секс стал отчаянней. Потому что более отчаянным стал он. Ему важнее стали её слова о безграничной и абсолютной любви.
Ему то и дело хотелось получать от неё полную отдачу.
Его триггерило от мыслей, что будет с этими отношениями, окажись он внезапно отцом.
Потому что это — не то сходство с Петром, которая Санта готова простить. Потому что Рита, окажись всё правдой, будет работать на уничтожение его реальности. И потому что Санта, окажись всё правдой, может очень быстро устать его любить… С отягощающими.
А он — недостаточно гондон, чтобы от этих «отягощающих» отмахнуться.
Тогда, в душе, его накрывали эти же мысли.
Она напоминала, что в таблетках перерыв и надо бы осторожно, а у него судорожно в голове, что с Ритой никогда не было без защиты. И непонятно, как так могло получиться…
То, что Блинова залезла даже в секс, злило.
Данила изо всех сил пытался отвлечься, но и в Санту нырнуть с головой надолго не получалось. А все мысли сворачивают в одну сторону: как бы её к себе привязать посильнее.
Он смотрел на следы спермы у неё на коже и уже не впервые думал, что с ней он правда всё это хотел бы. Детей и семью. Что с ней он готов. И тут же холодел, потому что не готов только, что это может разрушиться.
* * *
Маргарита прекратила наяривать, только добившись обещания встретиться.
Она, конечно же, изменилась. Жила все эти годы в условиях практически неограниченного обеспечения. Им же пользовалась.
Всё та же лиса, но теперь — пепельная блондинка. Ждала его в кофейне, уткнувшись в телефон. Увидев же — сделала то же, что всегда, просто Данила когда-то оставался слеп к манере.
Пробежалась взглядом, оценив ответно. Скорее всего, платежеспособность. И судя по тому, как улыбнулась, осталась довольна.
Не спешила переходить прямо к сути. Не выглядела очень уж обеспокоенной. Всё пыталась разузнать, как у него дела, как жизнь, чем занимается…
А у Данилы скулы сводило, насколько ему похеру до её дел и интереса.
Еле добился от неё плюс-минус внятного:
— Я тогда беременная была. Очень рассердилась на тебя. К тому же, ты бы не поверил…
— Я и сейчас не верю…
Скривилась, но продолжила.
— Марсель — твой сын, Данила. Какой смысл мне врать?
— Я тоже не понимаю, какой…
Из Данилы перла явно не радость, но и Рита не психовала, как непременно сделала бы когда-то.
Встала бы, побежала прочь. Так, чтобы волосы назад от обиды, а ты догоняй и извиняйся.
Нет. Сидела. Глотала. Объяснялась вроде как.
— Я обиделась на тебя. Ты же всю вину на меня переложил. Поехала отдохнуть. Уже в Париже узнала, что беременна… И в Париже же встретила Жоржа…
— И по документам этот ребенок…
Данила не договорил, Рита же хмыкнула на определении Черновым статуса вроде как сына. Но только дура могла надеяться, что он тут же воспылает.
Он далеко не Игнат. Если не дай бог Рита говорит
