А ночью мне снится Тигр, сражающийся с мистером Ли. В то же время, Ли из детства, стоит ко мне спиной, такой каким я его запомнила. В этом поединке, он — судья.
Квартира Кайда Ли
Он сидит в ванной, она сидит сверху и из пены выглядывает её обнажённая грудь. Он хочет наклониться и поцеловать её, но не смеет, потому что Соль обрабатывает его ссадины антисептиком. Каждый раз, когда она тянется к его волосам (как тогда в каморке), он видит её розовый сосок и хрупкую талию, а по её рёбрам стекает пена.
— Ты очень красивая, — говорит он, всё-таки поймав и выбив из руки антисептик. Склянка со звоном падает на кафель и откатывается в сторону.
— Я не закончила, — говорит она.
— Закончила, — он шумно выдыхает, обнимая её и прижимаясь к её груди. — Ты очень красивая, — повторяет он. — Ты знаешь?
— Конечно. Если бы я этого не знала, и ты бы этого не знал. Мужчины не видят того, чего женщина сама в себе не видит… Это абсурд!
— Ты удивительная и ты тут…
— А ты ушёл, — шепчет она.
— Не мог там быть дольше. Не смог даже вдох сделать, пока не вышел на улицу. Во сне с тобой куда проще, чем в жизни. А ты тут…
— И я до сих пор не ушла.
— Почему?
— Это моё маленькое женское благородство.
— Удивительная…
— Скажи мне это в лицо.
— Не могу.
— А что при следующей встрече?
— Смерть, — он прижимается губами к её шее, она улыбается, барахтается, и его груди касается пена, стекающая с её рук. А потом она исчезает.
— Почему ты всегда исчезаешь, Господи. Останься, мне нужно…
"Я существую не только во сне!" — эти слова складываются из пены на воде.
Глава 24. Гадкая стажировка
Мне снова снится ринг. А дело в том, что меня грызет изнутри чувство, что я изменяю, хоть у меня нет ни парня, ни любовника. Ну нельзя быть такой влюблённой в двоих сразу! Можно — в одного и любить другого, любить двоих, наверное, можно. Но влюбиться вот так…
И что такое этот Тигр? Он даже со мной не говорил, даже не смотрел на меня дольше пяти минут. И почему он мне так знаком? И почему его голос лезет прямо под кожу?
И сны продолжаются.
Страшные, стрёмные и кровавые, потому что всякий раз я должна сама решить кто из них победит. Кто победит?
Мистер Ли — Злой Король?
Чёрный Тирг — Благородный Разбойник?
Прекрасный Принц?..
Не то чтобы нервы сдали, но на пятый день я пришла в комнату Гаспара и легла рядом с ним, как маленькая.
Я всё время кручу в руках телефон и гадаю, есть ли у него мой номер? Точно есть… он мой начальник, мой преподаватель, мой…
Мой! Я решительно говорю о нём только так и никак иначе, в любом контексте.
Каждый день на стажировке — сущая пытка, потому что я его жду. А он не появляется. Уже неделя прошла с тех пор, как случился поцелуй, а я так и не встретилась с ним лицом к лицу, чтобы улыбнуться и понадеяться хоть на рукопожатие. Каждый день я накручиваю волосы, выбираю самые красивые платья и вздрагиваю от каждого шороха, будто он сейчас выйдет из-за угла, но этого не происходит.
Я жду мистера Ли. Кто-то говорит, что начальник на больничном, кто-то — что уехал в командировку. А я пропускаю это мимо ушей, потому что верю, что вот завтра он придёт. Не избегает же он меня? Или избегает?.
Жгучее разочарование мучает меня как изжога.
Меня всё больше тяготят обязанности стажера. Каждый день повторяется в точности по той же схеме, что и предыдущий. Я прихожу и первым делом проверяю есть ли в записной книжке тренера футбольной команды чистые бланки; стираю с доски схемы, меняю маркеры и грязную губку на чистую. Потом иду в прачечную, где уже должна сушиться форма, заполняю бланк, что форма чистая и выглаженная, договариваюсь с мистером Паркинсом, чтобы он отнёс её наверх в раздевалку. Там я развешиваю форму по вешалкам и оставляю в кабинках футболистов чистые носки, бутылки с водой и энергетические батончики. Мне нужно покинуть раздевалку до того, как туда приведут детей, которые относятся ко мне как к прислуге, а их охранники или водители позволяют себе по моему поводу комментарии.
— Ей богу, как будто в гетто продаю пиво, а не воду по шкафчикам раскладываю, — жалуюсь администратору клуба, которую зовут Наоми. Длинноногая Наоми, как и все сотрудницы клуба, отличается повышенной сексуальностью и идеальным чувством стиля. Но ко мне все они относятся чуть ли не с почтением, хоть я и вижу, что на девчонок-простушек, занимающих такую же должность, как у меня, они смотрят как на мусор.
— Поверь, это цветочки, — Наоми закатывает глаза. — Девочки из гольф-клуба вешаются. Мало того, что там одни женатые мужики, они ещё считают нужным открыто предлагать деньги за секс! Просто подходят, здороваются и сразу: «Три пятьсот и новое белье? Сойдёмся на этом?».
— Да ладно! А девочки что?
— У Джины комплект голубого пять тысяч стоил! — Наоми поджимает губы и кивает так, будто говорит: «Джина того, конечно, не стоит!». — Смотрела заезды?
— Нет, это интересно? — я забегаю к Наоми за ценными сплетнями (ну то есть новостями о мистере Ли) и советами почти каждый день, и почти каждый день лёгкая на подъем Наоми советует какую-то дичь. Она то отправляет меня на экзотический массаж, то на скучнейшее соревнование по конкуру, то на фехтование, где десятилетние “наследники империй” делают в сторону друг-друга неловкие выпады, а их отцы пыхтят от гордости. Я помню, как мой отец когда-то так же смотрел на игру Гаспара в подобном клубе, где отдавал бешеные деньги, чтобы сын тренировался. Также он ходил на мои занятия скрипкой, гимнастикой и фигурным катанием.
— Ой, очень! Сходи.
— Ты про пловцов так же говорила, — усмехаюсь я.
— Тебя ничем не удивишь! — восклицает Наоми.
— Мой отец — Джеймс Томпсон, я всё детство моталась по таким клубам, — вздыхаю я, забираю пачку бланков для тренера из принтера и, тяжко вздохнув, встаю.
— Точно же, — Наоми откидывает волосы фирменным жестом, она страшно любит говорить о богатых и успешных мужчинах, мечтая найти мужа среди них, а вот к общению с их дочками не привыкла. Впервые в клубе была не просто сотрудница “охотница”, а пресытившаяся “золотой жизнью” наследница. Наоми ещё не знает, как использовать меня в своих интересах, но уже дает понять, что это непременно случится. — И как, есть знакомые?
— Ну так, некоторые, — я порой и правда узнаю фамилии, но мне давно не приходилось бывать “украшением” отцовских приёмов, а значит, и “золотой молодняк” уже не был знаком.
— Смотри, вернулся наш блудный босс, — скучающе вздыхает Наоми.
Я вздрагиваю и тут же делаю вид, что обожглась чашкой с кофе. Он заходит в клуб и теряется на минуту в переплетении бликов, падающих на него сквозь стеклянные двери. Он выходит из них, как спаситель, рок-звезда или центр моей жизни, а я смотрю на него и надеюсь, что не выгляжу совсем глупо.
Он идёт со спортивной сумкой на плече, в солнцезащитных очках, лицо выглядит усталым, будто он всё-таки болел, а не уезжал. Он не останавливается у стойки, оставляет на ней свою карточку и молча идёт к лифту.
— Ничего себе, как серьёзно, — бормочу я, стараясь звучать пренебрежительно.
— В смысле? Он всегда так, — Наоми фыркает., берёт карточку, забивает в систему и набирает какой-то номер телефона. — Люси? Босс приехал… Ага… Ага. Ага.
— А чем он тут занимается? — я так и не выяснила, какие тренировки посещает мистер Ли, так как ни одного дня не проработала в его присутствии.
— Плавает по вторникам и четвергам. Понедельник, среда и пятница занимается в качалке, иногда катается на автодроме. На массаж ходит почти каждый день, когда не на больничном и не в отъезде. Занимался гольфом, но когда тут развелось гольфистов перестал ходить. В общем держит себя в форме.
Всё моё тело дрожит от волнения. Я воплю про себя: “Приехал! Приехал!” Голова идёт кругом, и из рук всё валится. Встретиться с ним, поговорить, спросить. Рассказать. Он не остановился. Маскировка? Шифруется? Не хочет выдавать себя или… избегает?.