— Ах, это, — мама машет ладошкой так, словно я спросила, добавила ли она в утку дольки лимона.
Протяжно выдыхаю через нос и стараюсь не психовать. Это моя мама, я должна быть терпимее.
— Да, мама, это. Ты же сама сказала, что я должна узнать об Олеге какую-то страшную тайну. Он мой мужчина и меня волнует всё, что с ним связано.
— Конечно-конечно, прости. Но ты знаешь, может, я немного преувеличила масштаб бедствия и всё не так уж и трагично…
— Тогда скажи мне об этом прямо сейчас и я сама определю шкалу важности. Ну, и? — теряя терпение, выжидательно сверлю взглядом женщину, подарившую мне жизнь.
Мама заметно мнётся, то и дело убирая за ухо выпавшие из причёски волосинки.
— В общем, позавчера ночью, дома у Тамары, мне плохо спаслось — ты же знаешь, какой у меня чуткий сон, ещё дождь молотил и молотил по стёклам, да и папа жутко храпел…
— И-и?..
— …я встала и решила выпить стаканчик тёплого молока. Стараясь особо не шуметь спустилась вниз и каково же было моё удивление, когда я поняла, что не спится этой ночью не только мне одной…
Мама запнулась и, кажется, немного смутилась.
— Ты увидела в кухне Олега? — подсказываю я, и мама с лёгкой улыбкой кивает.
О, чёрт! Чёрт! Зная о любви Ганса к обнажёнке… Не-ет, только не это…
— Он… был одет?
— Ну, конечно! — мама заметно вспыхивает. — На нём была расстёгнутая рубашка и… нижнее бельё, — краснеет ещё сильнее.
Меня вдруг озаряет неприятная догадка.
— Он был там один? Ну, в кухне?
— В смысле? — искренне удивляется родительница. — Ну, разумеется, один, с кем ему там ещё было быть? Ты же спала!
С твоей племянницей Викой, например! — хочется съязвить, но, конечно, вслух я этого не произношу.
— Дело в том, что он не слышал, как я заглянула и не знал, что я всё вижу, — почти шепотом добавляет мама, и меня окатывает новая волна ужаса.
— Бог мой, не томи уже! Что Олег там делал? — ещё секунда и я точно растеряю последние крупицы терпения.
— Он ел телячьи отбивные! — выстреливает мама с таким видом, что я тут же понимаю, что это и было гвоздём вечера.
— Ел отбивные? Ты серьёзно? Это и была твоя столь страшная тайна о которой нельзя говорить по телефону? — с ощутимым облегчением предъявляю оправданный наезд. — И ради этого я ушла раньше с работы и тащилась сюда по пробкам?
— Он ел мясо, Ульяна! Никакой он не вегетарианец! Он тебя обманывает!
— Не знаю, как буду жить дальше, узнав эту жуткую правду, но клянусь, что постараюсь всё стойко вынести, не впасть в депрессию и не наложить на себя руки.
— А тебе лишь бы шутки шутить. Как будто ты не знаешь, что маленькая ложь порождает ложь побольше, а та ещё одну и так по нескончаемому кругу!
— Я благодарна тебе за волнения, мама, но правда всё в полном порядке, — беру её ладони в свои и жму, оказывая поддержку. — Олег он… совсем недавно вегетарианец и у него порой бывают срывы. Не бери в голову. Это всё?
— Ну, да, в остальном он произвёл на меня очень благодатное впечатление. И на Тамару, и на Яшу. Да даже Вика так хвалила его за завтраком.
Ну ещё бы!
Какое счастье, что всё оказалось всего лишь раздутой из мухи слоном. Признаться, пока я добиралась до мамы, успела накидать ещё несколько вариантов, в чём же провинился Курт, и торговля органами на чёрном рынке было ещё самое мягкое.
То, что он подворовывал ночью еду показалось мне даже милым и я вдруг испытала к нему недопустимую в сложившейся ситуации нежность. Слишком уж быстро он внедрился в мою жизнь и слишком крепко в ней обосновался.
Или иммигранты все такие — с корнями потом из страны и из сердца не выдрать?
— В общем, я благодарна тебе за проявленную заботу, но в следующий раз можешь смело рассказать мне всё по телефону, — поднимаюсь и уже собираюсь идти на выход, как мама проворно вскакивает следом и цепляется за мой локоть.
— А ты что, даже не поужинаешь с нами? Ну же, Ульяна, ты так редко балуешь нас своим присутствием. К тому же я приготовила свой любимый салат с креветками и авокадо, испекла черничный пирог…
— А ещё утка в духовке и этот элегантный костюм. В чём подвох? — останавливаюсь и щурю глаза. Мама хитро улыбается и не выдерживает:
— Ладно, ты меня раскусила. Конечно, я могла сказать тебе всё по телефону, но папа очень просил любыми путями выманить тебя к нам на ужин.
— Продолжай…
— Дело в том, что папа не в большом восторге от Олега, думаю, что для тебя это не секрет… — мама вздыхает и виновато поджимает губы. — Поверь мне, родная, я совсем не поддерживаю его, но я не могла ему не помочь. В общем, у папы есть для тебя небольшой сюрприз.
— Меня, конечно, трогает ваша сплочённость, но что это за сюрпризы такие, которые приподносят через семь ступеней шифрования? — тяжело вздыхаю. — Мам, давай начистоту: что вы задумали? Ну, у меня правда нет ни сил, ни времени, ни желания играть в угадайку.
— Папа пригласил к нам на ужин сына своего коллеги — кардиохирурга. Валерий Васильевич, может, помнишь его? Виноградов. Когда ты была маленькой, он со своим сыном часто приезжал к нам на воскресные шашлыки.
— Илюша Виноградов? Ты это серьёзно? — искренне ужасаюсь. — Но он же жуткий зануда, я даже в детстве его терпеть не могла!
— Я знаю, но папа вбил себе в голову, что вы должны друг другу идеально подойти. Милая, папа он… Он очень тебя любит и желает добра, ну что тебе стоит сделать ему приятно и быть милой с Ильёй? Лично я за то, чтобы ты была с Олегом, но папа… ты же знаешь, как он в последние годы сдал…
— Вот только не надо давить на дочериные чувства! Я не выйду замуж за того, кого мне выбрал папа. Исключено! Что за средневековая чушь?! Может, мне ещё надеть чепчик и записаться на уроки домоводства?
Я зла! Нет, я в безумной ярости!
— Спелись, значит. Надо мне было сразу догадаться! Муж и жена — одна сатана, — нервно перекидываю через плечо ремешок сумки и стремлюсь к выходу.
— Когда выйдешь за Олега или за кого-то другого, и проживёшь с ним душа в душу почти сорок лет — ты меня поймёшь, — мудро изрекает мама и мне становится немного стыдно за свой бунтарский взбрык. В моём почтенном возрасте недопустимо вести себя как взбалмошный подросток.
Снова вдыхаю и притягиваю маму к себе. Боже, я же её почти на голову выше… Совсем вот недавно, кажется, едва до плеч ей доставала макушкой…
— Я не злюсь на тебя, честно, может, только если на папу… Совсем чуть-чуть. Но я понимаю, что он не обязан поддерживать мой выбор. Олег он… немного эксцентричен — не отнять.
— По-моему, он очарователен и поверь моему опыту — из него выйдет прекрасный муж и отец, — одобряет мама и мне становится приятно. Словно Курт действительно давным-давно мой мужчина и у нас всё серьёзно. — Ну, так что, будешь душкой с Ильёй хотя бы полчаса, чтобы уважить папу? Потом можешь сослаться на важные дела, я тебя прикрою, — мама лукаво подмигивает, и я смягчаюсь, хоть и не испытываю абсолютно никакого энтузиазма.
— Ладно, я постараюсь. Но гарантировать ничего не буду.
Прогнав меня из кухни, мама остаётся в одиночестве разделывать утку, а я плетусь в гостиную, где на добротном кожаном диване читает газету папа. Седые волосы аккуратно зачёсаны назад, на носу очки в тонкой золотистой оправе. Увидев меня, он откладывает прессу и улыбается мягкой отцовской улыбкой. Той, из моего раннего детства.
Я люблю своего отца, правда, но его авторитарность и упёртость меня дико раздражают. Может, потому что я сама точно такая же.
Боже, неужели я такая же?..
— Как твой остеохондроз, папа? — целую его в щеку и не могу удержаться от шпильки.
— Какой остеохондроз? К счастью, последний приступ у меня был семь лет назад.
— Правда? А мама до сих пор втирает тебе в поясницу мазь. По привычке, наверное.
Улыбка отца становится ненадолго смущённой, а потом пропадает вовсе. Он снова собран, между бровей залегла волевая складка.
— Да, это я попросил маму, чтобы она вызволила тебя к нам на ужин, потому что если бы я позвонил тебе и сказал, что пригласил Илью Виноградова — ты бы ни за что не поехала.
