в ванную и включил воду. — Ярослав! Ты что…
Я просто намылил ее рот и тут же смыл водой, кинув в нее полотенце.
— Сволочь! За что!?
— А ты подумай! И вообще думай всегда, когда лезешь трогать других своими губами.
— Это просто поцелуй в щеку! Я постоянно так делаю.
— Нет, Мира. Я могу отличить поцелуй в щеку, от поцелуя, который ты даришь Элиасу на показ. Не звезди мне тут.
— Дурак, — отвернулась она и зарылась в полотенце, чтобы я ее слез не видел. Моя эмоциональная девочка.
— Мира, — подошел сзади и прижал к себе, обняв тонюсенькую талию. — Мне вообще не нравится, когда ты целуешь других.
— Хорошо ты устроился. Тебе значит можно, а я…
— Она сама меня поцеловала. Набросилась как анаконда, именно тогда, когда шел отец по коридору.
Мира хрюкнула в полотенце, отняла его и рассмеялась.
— Почему анаконда?
— Змея она.
— И тебе не нравится, как она целуется?
— Нет. Вряд ли кто-то будет целоваться лучше тебя, Мира.
— Но… Я же никогда. И мы никогда… — она смутилась, опустила глаза и приоткрыла губы, сквозь которые показался язычок, облизавший их. Ни одна голая девка на плейбое, который так любит Элиас, не сравнится с этим завораживающим зрелищем. Ни одна Оливия никогда не сравнится с моей Мирой. — Да и вообще. Откуда тебе знать, как я целуюсь?
— Мне и не нужно знать. Я уверен, что твой поцелуй понравится мне больше.
— Ты постоянно смущаешь меня, — попыталась она отстраниться, но я не дал. Прижал ее сильнее, распластав пальцы по плоскому животу, и посмотрел в глаза через зеркало.
— Я еще даже не начал…
— Что? — задышала она чаще, замерев в моих руках.
— Смущать тебя. Когда начну, обратного пути не будет.
— Не понимаю.
— Пока и не надо, — продолжил смотреть вперед и коснулся тонкого плеча губами, ощущая дрожь в юном теле. Меня самого уже потряхивало, сдерживаться было все сложнее. Иногда появлялись мысли уехать, пока она не вырастет, чтобы не травмировать ни психику, ни тело.
— Мира, Ярослав.
Я спокойно отстранился, услышав напряженный голос Нины. А вот Мира словно ошпаренная и застигнутая врасплох испугалась и встала по струнке прямо.
— Мама, мы просто…
— Искали плеер, я поняла. Нашли?
— Он в моей комнате. Я забыл, — пожал я плечами и просто вышел из комнаты, еще только раз взглянув на белое полотно лица Нины. В отличии от отца она все понимает. В отличии от Миры она знает, что ждет ее дочь. Но не знает, как уберечь ее.
На первом этаже отец вел беседу с отцом Элиаса, а Оливия о чем-то шушакалась с самим братом. Но стоило ей заметить меня, улыбка стала плотоядной.
— Покажешь плеер? — сговорились они, что ли?
— Потом. Уже убрал. О чем разговор? — спокойно сел и налил себе горячего чая.
— Да вот подумали, что неплохо было бы в поход сходить летом.
— А чего лета ждать? Можем и зимой, — под снегом вас будут искать очень долго…
— Ну нет, — наморщила нос Оливия и снова наклонилась ко мне, опаляя душным запахом сладких духов. — Холодно. У вас завтра игра? Хоккей?
— Да. А у Элиаса с Мирой финальная тренировка перед чемпионатом юниоров в России. У тебя талант говорить самые очевидные вещи.
— Пытаешься меня обидеть?
— Получилось?
— Я не обидчивая, — она наклонилась к самому уху. — А самое главное уже не маленькая и ждать, пока я вырасту, не нужно.
— Я терпеливый.
— Многое теряешь… Можешь упустить то, что схватит вскоре другой.
— Ревнуют тех, кто что-то значит. Так что, Оливия, не обольщайся.
— А я не про себя, милый, — провела она пальчиком по моему бедру, но я остановил ее, пока она не забрела дальше.
— Не понял.
— Все ты понял. Скоро долгая, долгая поездка с выступлениями, где Элиасу и Мире не будет мешать твоя ревнивая тушка. Тебя не возьмут.
— И с чего бы это? Меня всегда берут.
— Не знаю. Не знаю. Считай это предчувствием…
— Ты что натворила?
— Я? Ничего. Просто обратила внимание вашей матери на ваши такие близкие отношения с Мирой… — подняла она взгляд, и я последовал за ней. Нина спускалась, и выражение ее лица не было радостным. Скорее даже обозленным. Судя по всему, Мира не стала скрывать от матери ничего. Даже своих медленно, но верно зарождающихся чувств.
Тороплюсь. Все время тороплюсь. Идиот.
Нет, Нина не будет ничего говорить Борису, но она умеет воздействовать на него другими методами.
Поэтому через три дня, когда Элиас с матерью и Нина с Мирой собирались на самолет, о моем участии в поездке не могло идти и речи. И уговоры отца не помогли.
— Ты мне нужен здесь и точка. В последнее время ты словно потерял интерес к комбинату. Мне это не нравится.
— А что на него смотреть? Он стоит там же. Работает так же, — злился я, смотря, как Мира машет мне рукой из окна вертолета. Дело дрянь. — Я и так все про него знаю.
— Еще скажи, что и управлять сможешь и мое наставничество тебе не нужно.
— А разве нужно? Что нового ты можешь мне сказать?
— Ты зарываешься, пацан! Я не для этого взял тебя… — он резко замолчал.
— Ну что ты. Заканчивай. Не для этого сделал меня сыном? Не для этого оставил в живых?! Заканчивай!
В следующий миг я получил удар по щеке. Хлесткий, хоть и не особо болезненный. Но обидный до чертиков. Я отвык от побоев очень давно. И привыкать к ним не собирался.
— Не смей повышать голос на своего отца.
— А ты мне отец?!
— А ты сомневаешься?
Мы похожи. Да и характеры как один. Но порой мне так хотелось, чтобы я был приемным. Чтобы не имел общей с ними крови. Ради Миры. Ради ее психики.
— Иногда, — сказал я уже спокойнее. — Иногда мне кажется, что ты взял меня только для того, чтобы было кому передать дело, и совершенно не паришься о том, что волнует меня самого.
— Технологии? Обновление завода?
Мира.
— Вроде того.
—
