места вахтерши. Она возится с молнией на сапогах. Сегодня Тихонова нет в школе, он повез девятый класс на экскурсию. Откуда я знаю? Потому что он не даёт мне забыть о себе. Пишет сообщения, втягивает в диалог, уговаривает увидеться. Но после случая с такси, Маргариткой, её слезами и Ваниным отказом от игр, я пытаюсь избегать с ним встреч.
Мой муж из кожи вон лезет, чтобы я не появлялась в школе. Но сегодня наша соседка попала в больницу, а его самого отправили в командировку на важный, горящий объект. И как он ни старался уговорить свою маму погостить у нас дома несколько дней, чтобы тупо водить Марго в школу, та не захотела.
Он пытается отгородить меня от этого здания, как будто так сможет избавить меня от учителя.
Я и сама борюсь с этой зависимостью, потому что Тихонов ничего не обещал, а я не могу допустить новых страданий дочери. В общем, я запуталась и стараюсь просто жить, как раньше. Чувствую — он не для меня. Красивый падший ангел, перед которым я просто не могу устоять. И на этом всё. Лечу на него, как бабочка на огонь. Нас с ним тянет как два магнита, регулярно прилипающих к друг другу. Но всё это без слов, без мыслей и, увы, без отношений. Сюда никак не вписывается моя дочь. Я должна это прекратить и забыть. Он ни разу не сказал и не написал: бросай всё, уходи, будем вместе…
Тихонову просто не нравится, что я замужем. Это его пунктик, он собственник и регулярно спрашивает, трахаюсь ли я с мужем. Злится, сам прекращает разговор, и всё это по замкнутому кругу.
К столику вахтерши подходит совсем ещё молоденькая девушка, она достаёт паспорт и говорит о том, что ей нужно встретиться с Алексеем Викторовичем. И хотя я сама не даю нашим отношениям развиваться, не могу не уставиться на неё, цепко разглядывая. Пульс моментально шкалит до ста. Ей не больше двадцати, она кареглазая, темноволосая и очень хорошенькая. В ушах начинают жужжать мошки. Я знаю, что она не может поговорить с ним прямо сейчас, но она, эта молоденькая, красивая, стройная девочка наверняка придёт завтра. Мы с ней чем-то похожи, а значит, она в его вкусе. И может понравиться ему. Попрощавшись с вахтершей, она уходит, а я не могу сдержаться и провожаю её убийственным взглядом. Бег в никуда…
К первой вахтерше присоединяется её сменщица и, оглядываясь на девушку, исчезающую в двери, они переглядываются, усмехнувшись.
— Опять к Тихонову?
— Ага. Практикантка, наверное.
— Как мухи на мёд. Могли бы Георгиевну выбирать, а они все к Тихонову.
— Зачем им престарелая тётка, когда есть мужик, — смеётся вахтёрша.— Вроде не мачо. Довольно смазливая физиономия, а бабы сами липнут.
— Ну не знаю, симпатичный мужик всё же, высокий, плечи что надо.
— Понятно, но я думала всегда, что женщины больше чернявых, бородатых выбирают. Типа, как турки или кавказцы, что сразу понятно: из постели не выпустит пока толпу детей не сделает. А этот светлый и волосы эти. Ну не знаю. По мне так не мачо.
— Ну не скажи, и потом он не светлый, а русый, Егоровна, да тут не только во внешности дело, он с женщинами умеет. Разговаривает, смотрит, улыбается как-то по-особенному. Вон трудовику нашему под тридцать и вроде бы не урод, но на фиг не упал, а за Тихоновым почти что очередь. Он всем нравится. Есть в нём что-то такое, что девицы млеют. Причём всех возрастов. И разные главное, помнишь учительницу географии рыжую, а потом физручку, такую брюнетку метр с кепкой, всё на него смотрели и улыбались. Дурочками становились, оно прям видно было. Беседовали с ним по любому поводу.
— Точно, а помнишь, когда ещё жена тут работала, у нас практику проходила Сидорова Вероника.
— Беленькая, худенькая? С глазами большими?
— Ага, с оленьими такими, — хохочет эта Егоровна. — Она же так в него влюбилась, что проходу не давала. Помню, плакала и говорила, что он на неё так смотрел, как будто она единственная на целом свете.
— Ой, да сама себе придумала эта Вероника, молодая, глупая, дальше смотрин у них не пошло.
— Откуда ты знаешь? Ты свечку, что ли, держала? Ты давай это, звонок давай, сорок минут уже.
В ту же минуту раздаётся резкий, пронзительный звук звонка. И я дергаюсь, как будто получаю удар током, понимая, что всё это время слушала вахтёрш и не дышала.
12/1
Вернувшись домой, я на автомате кормлю дочь и, вручив ей какую-то раскраску с восковыми мелками, начинаю метаться по квартире как зверь в клетке.
Эти разговоры о большом количестве поклонниц у Тихонова должны отвратить меня от него, но производят отчего-то противоположный эффект. И если после сцены у такси, меня немного отпустило, я стала анализировать свое поведение, запрещать себе лезть в этот костёр, гнать из память то, как он умеет обращаться с моим телом, и наконец-то стала думать головой, то теперь меня скручивает по новой.
Трясущимися руками хватаюсь за ёршик для унитаза и, хорошенько облив поверхность вонючим средством, принимаюсь тереть фаянс как ошалевшая.
Пусть идёт ко всем своим практиканткам! Катится к молодым учителям, хорошо сохранившемся мамочкам и юным работникам столовой. Пусть глазеет на них, «как будто они самые красивые и лучшие в мире».
Господи, ну как я могла в это вляпаться?
Я уже решила, что самое главное для меня ребёнок. Что счастье дочери для меня на первом месте. А ей нужен отец, и это уж точно не Тихонов. Тогда откуда опять столько эмоций? Это же просто ничего не значащий секс с мужчиной, который, оказывается, нравится всем подряд.
Так проходит весь день, я бешусь и тру почти все горизонтальные поверхности, выдавая целый ворох переживаний, страхов и ярости!
«Едем обратно. Устал от шума и суеты. Утомительная экскурсия. Сейчас бы в горячую ванну… с тобой.» — пишет мне Тихонов.
Очень вовремя. Вначале думаю не отвечать. Пусть развлекает своими писульками кого-нибудь другого. Ненавижу его, просто ненавижу и знать не желаю, кого он в очередной раз себе высмотрел и поразил своими серыми глазами во время этой экскурсии. После услышанного всё внутри буквально кипит от целой радуги эмоций. Здесь и злость, и ревность, и страсть, и желание отобрать его у всех этих баб, а потом утопить, отомстив за то, что превратил меня в чувственную идиотку, дуреющую
