Я и мой муж Родион Богородицкий ехали к ней на встречу. Мы попали в аварию, мой муж без сознания. Пожалуйста… – горько всхлипываю, не чувствуя пальцев от холода.
– Назовите ваши координаты, – командует по телефону Журавко.
– Я вижу огни северо-западного выезда. Мы недалеко от круга. Быстрее… А что случилось с Ларисой?
– Она мертва.
Полина.
– Господи, а что случилось? – шепчу, жмурясь от падающего с неба снега. Мороз крепчает, а ноги, обутые только в вязаные носки, немеют от холода.
– Простите, я не могу делиться подробностями дела с посторонними.
– Какая же я посторонняя? Я видела ее… Мы были вместе на праздничном мероприятии. Простите, как вас…
– Журавко… Степан Журавко.
– Я очень замерзла и теряю силы. Родион без сознания и… Пожалуйста, – всхлипываю, всматриваясь в черноту ночи. Еще полчаса и… Не хочу думать ни о чем плохом.
– Помощь выехала, Полина Романовна, – рапортует Журавко.
Завершаю вызов и неуклюже шагаю по сугробам к машине. Склоняюсь к Родиону и прислушиваюсь к его дыханию. Растираю его холодные пальцы и почти приваливаюсь к крепкой груди… Любимый мой… Нежный, чуткий, ласковый…
– Родечка, очнись, пожалуйста. Родной мой, любимый… Прошу тебя…
Слезы катятся по щекам и тотчас замерзают. Родион порывисто дышит и чуть слышно стонет… Если с ним что-нибудь случится, мне не выжить… Мне не нужна жизнь без него…
– Любимый мой, умоляю тебя… Родной мой… Муж мой.
Яркий свет фар ослепляет. Возле нас останавливается карета скорой помощи и машина ГИБДД.
– Сюда! Скорее! Мой муж без сознания! – кричу, ступая по сугробам и расмахивая руками.
– Пульс есть, пострадавший дышит? – гремит в воздухе голос пожилого врача. Он ступает навстречу с чемоданчиком в руках. За ним следуют санитары с носилками.
– Дышит. Пульс есть… Он… У него сильное кровотечение. Я перемотала рану краем платья… Как смогла. В темноте ничего не видно.
– Девушка, идите в машину. Миленькая, вы же совсем окоченели… Идите…
– А он? А… – лепечу, чувствуя, как язык словно примерзает к небу.
– Не волнуйтесь, дочка. Вместе в больницу поедем. Идите, идите…
Топаю по сугробам и окунаюсь в блаженное тепло салона машины. Только сейчас замечаю, как покалывают от холода пальцы и дрожат губы…
– Вы хорошо видите? Голова кружится? – спрашивает меня девушка, похожая на медсестру или начинающего врача-ординатора. – Я настоящий врач, вы не волнуйтесь. Стажируюсь вот…
– Очень болит голова, – устало бормочу я. – Кровь из ссадины долго не останавливалась.
Девушка обрабатывает мои раны и наливает горячий чай из термоса. Через минуту дверь машины со скрипом распахивается, и в салон заносят Родиона. Живот скручивает болезненный спазм при виде окровавленного неподвижного мужа…
– Коля, в областную вези! – командует врач.
– Не молчите… Что с моим мужем? – взмаливаюсь я.
– Я подозреваю кровоизлияние в мозг и травму позвоночника. Везём в нейрохирургию. Он… Он очень тяжелый. Крепитесь.
Голова кружится, а окружающие предметы размываются из-за выступивших слез. Взгляд намертво прирастает к мужу… Неподвижный, с кислородной маской на лице, окровавленный, его образ совсем не вяжется с тем мужчиной, кого я знаю…
Отряд ГИБДД остаётся на месте происшествия для исследования причины аварии. Я оставляю патрульному сотруднику номер телефона Родиона – свою сумку и смартфон мне так и не удаётся найти.
– Поезжайте, Полина Романовна, – гремит голос полицейского. – Мы сообщим адрес стоянки, куда эвакуируют машину.
Я ничего не чувствую, кроме чудовищного волнения за мужа… Боль, холод и голод отступают, пропуская тревогу и иссушающую боль… Родион осматривают в приемном отделении и спешно переводят в отделение реанимации.
– Подпишите согласие на оперативное вмешательство, – бросает мне врач. – Исследования показали, что внутримозговое кровотечение продолжается. Пострадавшему требуется срочная операция на головном мозге. И у него…
– Господи, что еще? – сиплю, с трудом выдавливая слова.
– У него частичный паралич нижних конечностей. Рефлексы сохранились, но ваш муж будет парализован очень долго. Готовьтесь выносить горшки, милая…
– Это ничего, я справлюсь. Ну он же поправится?
Взор врача любопытно сосредотачивается на входе. Поворачиваюсь, встречаясь взглядом с Кириллом. А он как узнал? Неужели, следователь Журавко и до него дозвонился? Только зачем, если я жена?
– Полечка! Какой ужас! Я случайно узнал, я…
– А как вы… ты узнал? Следователь позвонил Родиону насчет смерти Ларисы. Ты знаешь, что с ней случилось? Вы же… Вы… – бормочу, чувствуя усиливающиеся боль и головокружение.
– Ничего не знаю, Поль… Как и ты. Мне Журавко позвонил, чтобы расспросить о Ларисе и сообщил про Родю… Как он? Нужна помощь? Доктор, я готов отправить брата в лучшую клинику для лечения. Что с ним? – Кирилл важно переводит взгляд на врача.
– Ситуация сложная. Я уже все объяснила жене Родиона Максимовича.
– Жене? Поль, ты меня, конечно, извини, но ты… Знаю я все о ваших отношениях. Какая ты жена? Вы знакомы-то всего ничего…
Звучит пошло и грубо. Я стою перед ним грязная, окровавленная, в рваном платье, а он режет без ножа, обесценивая все, что у нас было с Родионом… Чувствую, как к горлу подкатывает тошнота от его неприкрытого цинизма.
– А ты ничего не знаешь о наших отношениях, Кирилл. Я люблю Родиона, а он меня… И…
– Дамочка, потом поговорите. Вы подписывать согласие будете? Часики тикают, – шумно вздыхает врач.
– Что за согласие? Я брат Родиона, а эта женщина…
– А я его жена, – отрезаю я. – И буду рядом с мужем.
Головокружение нарастает. Я успеваю только расписаться в документах и падаю на грудь Кирилла…
– Врача быстро! Женщине плохо! – слышу голос врача сквозь гул в ушах.
Полина.
Не знаю, сколько проходит времени – минуты или часы? С трудом разлепляю глаза и тотчас зажмуриваюсь от направленного в глаза яркого света. Где я? Шевелю пальцами ног, чувствуя чудовищную боль, пронизывающую тело. И мне до сих пор холодно… Зябко снаружи, а в душе воет злой ветер…
– Полина Романовна, вы меня слышите? – надо мной склоняется голова мужчины. – Я Журавко… Степан Андреевич меня зовут.
– А… Где мой муж? И где я? Ой… – морщусь от боли в конечностях. – Что вы здесь делаете?
– Он здесь по моей просьбе, – гремит голос Кирилла.
Темная тень в углу палаты движется, обретая форму… Наконец, я вижу его – высокого, сгорбленного, напряженного, как камень мужчину.
– Где Родион? Операция началась? И что в палате делаю я? И что здесь делаете вы? Кто вас пустил? Ой… Как же больно…
– О! Очнулась наша болящая? – в палату входит женщина в голубой больничной пижаме. – Полина, у вас сильное переохлаждение и обморожение нижних конечностей. Пальчики болят?
– Да. Почему вы впустили в палату двух посторонних мужчин? –
