том свете меня заждались?
К счастью от прямого ответа меня спас олень, который выбежал на дорогу. Едва успеваю затормозить перед ним.
— Эй, ты чо, Бемби? — ору животному в окно. — Суицидник, мать вашу.
— Энта хто такой? — интересуется баба Нюра.
— Тот, кому жить надоело, — ворчу.
Объезжаю оленя и паркую тачку. Покупаем билеты, ведро мха, охапку березовых прутьев и идём смотреть рогатых. Элька радуется как ребенок, когда ей удается потрогать огромного лося за рога:
— Класс! У него такие бархатные рожки!
Бабулька ссылается на усталость и идёт в шатёр, пить чай из настоящего самовара.
— Зачем ты бабушке сказал про Олега? — набрасывается на меня Элька, когда остаемся одни.
— А чо я должен слушать про какого-то левого гондона, с которым ты «в отношениях»?
— Какая тебе разница, с кем я отношениях? Сам-то несвободен.
— С чего ты так решила? — присвистываю от удивления.
— Сделала выводы самостоятельно.
— Ты ошиблась с выводами, — ловлю ее за талию и прижимаю к себе.
— Артем, — делает страшные глаза, — баба Нюра увидит, маме доложит.
— Бабуля даже не смотрит в нашу сторону. Уписывает за обе щеки халявные печеньки. А еще на отсутствие зубов жаловалась…
— Ты встречаешься с Настюхой, которая тебе вчера звонила? — смотрит испытующе.
— Нет.
— А раньше было что-то с ней?
— А у тебя БЫЛО с Олежкой?
Краснеет и отворачивается. По телу пробегает неприятный холодок, в горле образуется ком. Не могу представлять её в объятиях какого-то мудака. Только рядом с собой могу. И практикую.
— Эля, у меня никого нет. Клянусь вон тем северным оленем.
— Перестань, в чем животное виновато? — морщится.
— Ему ничего не грозит, потому что я говорю правду. Я свободен и открыт к отношениям. А ты?
— Закрыта.
— Но вот опять! — взвываю. — Почему?? Что не так?
Дать бы ей по голой заднице вот этим прутиком, который держу сейчас в руке.
— Мама и папа. Они будут против. Твой папа уже намекает, что ты способен меня обесчестить.
— Прям так и сказал?
— Не, это я придумала. Но намекнул.
— Папа обо мне высокого мнения, — криво усмехаюсь. — Прям чёртов Казанова.
Протягиваю белоснежному оленю последний березовый прутик, который так и не отведал Элькиной попки, (Сдается мне, она будет сильно против), и тот его со смаком пожирает.
— Нет в тебе драйва, Эленька, — копирую интонацию бабуленции Нюры, и получаю ощутимый тычок в плечо.
Драчливая какая! Но я возьму реванш чуть позже. Есть у меня хитрый план. Никуда ты от меня не денешься, цыпа.
— Ты в курсе, красавица, что после отъезда наших родаков на Гавайи, мы будем жить сами? В моем доме, — добавляю с победоносной улыбкой.
Эля
— А ты в курсе, что баба Нюра будет эту неделю жить с нами? — парирую я.
Смотрю на обескураженное лицо Змея и хрюкаю от смеха.
— Чо?
— Через плечо. Она типа будет смотреть за нами.
— Мы чо дети малые? Чья идея?
— Мамина, — пожимаю плечами.
— А мне кажется — папина.
Ах, как он недоволен. Распланировал ведь небось, как будет шастать ко мне ночам в голом виде. Обломись, прынц. Нам оставляют надзирателя, который пресечет все твои грязные действия на корню.
У бабушки плохой сон, и она часто бродит по ночам.
— Что, обломался? — подтруниваю над ним.
— Обломались у оленя рога, а я слегка расстроился. Не люблю стариков, они портят настроение.
— Страдаешь эйджизмом?
— Похуизмом.
— Не матерись при животных, — легонько шлёпаю его по губам.
— Они всё равно не понимают, — ловит мои пальцы.
— Животные всё понимают. От обесценной лексики исходит негатив, а он вреден для них.
— Кто?
— Негатив.
— Вот что, учительша, предлагаю тебе заткнуться, — крепко сжимает мои пальчики.
— Что? — раскрываю от возмущения рот, и Змей сует мне в него яблоко.
Ну, сволота!
— Эти яблоки для пони! — выплевываю фрукт в руку. — И наверняка они не мытые.
— Подумаешь, глисты заведутся…
— Змеевский!
— М?
— Закройся сам, понял?
Обиженно разворачиваюсь и ухожу к бабушке в шатер. Я тоже хочу халявных печенек.
Наливаю себе чая из самовара. Прикольно! Это не кофеварка, которая постоянно ломается при мне. Самоварчик работает, как миленький, бессмертное приспособление.
Краем глаза наблюдаю за Змеем. Он раздает животным оставшиеся вкусняшки, а надкушенное мной яблоко… грызет сам.
Пусть у тебя глисты заведутся, зловредина!
Откусываю печеньку и прикрываю глаза от удовольствия. Ну что за рай здесь? Красота, тишина, животные радуют глаз и чай такой ароматный — травяной.
— Ба, ты даже оленей не посмотрела. Чай с плюшками приехала пить?
— Ой, внуча, я столько оленей за свою жизнь перевидала, что уже неинтересно.
— Ба, я ж про животных. Они очень милые.
— Мужики все тоже сначала милые, а потом начинается кутерьма. Эх, не ходите, девки, замуж. Замужем невесело. То трусы не постирала, то не так повесила, — декларирует она.
Против воли улыбаюсь. Наша бабушка — убежденная холостячка. Сходила в молодости замуж, пожила три года и сбежала от такой жизни. Сколько помню её, она пропагандирует холостяцкую жизнь.
— Сейчас другое время, — говорю я, — феминизм рулит. Равные права у супругов, совместная уборка, готовка, распределение обязанностей.
— В мое время похренизм рулил. Тот, который у мужиков. Мусор вынес, яйки почесал — и все дела сделаны, можно идти в беседку в шахматы с мужиками играть. А ты сидишь, пельмешки ему лепишь на обед. Тьху ты! Из одной колбаски не самого лучшего качества, целого быка в доме держать.
— Ба! — каждый раз смеюсь с этой фразы.
— А Артемка хорош, паршивец, — кивает в сторону Змеевского, который топчет траву и разговаривает по телефону. — Мамка твоя нашла себе хорошего мужика. И ты не плошай.
— Что значит — не плошай?
— А тот и значит. Будь с ним поласковее.
— С кем? — таращу глаза.
Она что, сватает меня Змею??
— С Артемкой, с кем же еще.
— Ба, мы ж вроде как родня теперь.
— Ой, ну в каком месте родня? У Змеевских кровь в теле течет горячая. Прадед
