говорит:
— Мне от этого ни хера не легче, Моцарт…
— Я люблю тебя, — произношу мягко и тянусь к нему, оставляя поцелуй на подбородке.
Влад тихо дышит, пока продолжаю покрывать поцелуями его лицо.
— Блин… — выдыхает, ловя мои губы своими. — Откуда ты взялась, а?
Мне хочется сказать, что я, кажется, всегда была рядом, но его губы не дают мне говорить…
Всю оставшуюся дорогу Влад ведет машину размеренно. Даже усыпляюще размеренно, этот контраст такой броский, что у меня голова идет кругом.
Его рука лениво опускается на мое голое бедро и сжимает его, рождая микровзрыв в сердце. Я со страхом думаю о том, что эти две недели будут самыми скоротечными в моей жизни. Время уже сочится сквозь пальцы, даже несмотря на то, что машина тащится по трассе улиткой.
Влад Градский — разрыв на моей сердечной мышце.
Его глаза смотрят на дорогу. Челюсть слегка напряжена.
Обстоятельства его жизни камнем осели у меня в душе, след от его поцелуя горит на губах, а упрямое выражение на его лице намекает мне на то, что разговаривать о прошлом он не собирается. Время откровений закончилось. Я не решаюсь скрестись в эту шкатулку его памяти, мне вдруг кажется, что прожитых мною лет слишком мало, для того чтобы давать ему советы, но это не значит, что я не стану их искать.
Сосредоточившись на виде за окном, замечаю петляющую между сосен дорогу и шлагбаум с будкой охраны при нем. Мы упираемся в него спустя две минуты пути. Нам открывают сразу, как только Градский пару раз ударяет кулаком по клаксону. Протянув около километра по гравийной дорожке, сворачиваем к маленькому коттеджу прямо на берегу большого неизвестного мне водоема.
Повсюду зеленый и синий. Красиво и безлюдно.
Влад глушит машину, а я молча отстегиваю ремень.
Воздух за пределами салона раскаленный, солнце слепит глаза. Сложив над ними ладонь козырьком, осматриваю деревянный дом в форме треугольника с панорамными окнами и полным погружением в ландшафтный дизайн.
Влад тоже осматривается и бросает на меня взгляд поверх крыши машины.
Топчась босыми ногами по раскаленному гравию, наблюдаю за тем, как он взбегает на маленькое крыльцо и пару секунд возится с электронным замком, вводя какой-то код.
Солнечные лучи играют в его темных волосах. Чтобы не задеть головой козырек крыши, ему приходится немного сгорбить плечи, отчего футболка натягивается на его лопатках и мышцах спины.
Я чувствую волнение. Трепет оттого, что мы здесь вдвоем. На несколько километров вокруг никого.
— Это точно не свидание? — спрашиваю, впившись глазами в его затылок.
Он наконец-то справляется с дверью и открывает ее, толкнув одной рукой.
— Это прелюдия, — Разворачивается и кивает внутрь подбородком. — Заходи.
Глядя на меня исподлобья, он ждет, положив вторую руку в карман своих шорт.
У меня давно нет пути назад, но, когда я войду, моя жизнь изменится еще раз. Не сомневаюсь. Направленный на меня взгляд слишком многообещающий.
Втянув в себя «речной» запах, направляюсь к крыльцу и вхожу в дом, проскользнув мимо Градского. Все это время он неотрывно за мной наблюдает, поворачивая следом голову. Это так интимно и будоражаще, что у меня от предвкушения мокнут ладони.
Это сложно назвать домом. Это домик, внутри отделанный деревом. Есть кухня, диван, ванная и маленькая спальня с кроватью во всю комнату.
Эту инспекцию я провожу в молчании, бросая взгляды на Градского, который внутри осматриваться не спешит.
Ведя пальцами по столешнице разделочного острова, двигаюсь по кухне и задаю мучащий меня вопрос:
— Мне нужно отпроситься на ночь?
— Не думал, что ты до сих пор отпрашиваешься. — Влад складывает на груди руки, прислонившись плечом к стене.
— Это была шутка, Градский, — смотрю на него через комнату. — Здесь мило.
— Мило — очень нейтральное слово.
— Ладно, здесь круто.
— Не преувеличивай.
— Тогда найди свое слово.
Окинув взглядом обстановку, он сообщает:
— Мы останемся здесь на ночь.
Кусаю изнутри щеку, еще раз осматривая пространство и не останавливаясь ни на чем конкретно. Мы останемся здесь на ночь. Этого достаточно, чтобы мысли по поводу обстановки в моей голове сдохли. Все до единой.
В ладони оживает телефон, звеня рингтоном по нервам. Я вижу на дисплее имя брата и смотрю на Влада. Он перехватывает мой быстрый взгляд и склоняет набок голову.
Я собираюсь врать не моргнув глазом и собираюсь делать это не таясь.
— Чего тебе? — проговариваю хрипло, как раз такой голос у меня обычно после сна.
— Как дела? Я все еще могу поработать таксистом, — говорит Андрей немного резко.
Удивленная этими интонациями, вру:
— Я сплю.
— Давай пообедаем. Тебе поможет теплый бульон.
Мне ничего не поможет. Со своей бедой я один на один.
— Андрей, отстань, а? — прошу его протяжно. — Позвоню завтра.
— Я пытаюсь о тебе заботиться, Моцарт.
— Спасибо, мне просто нужно поспать. Пока! — Сбрасываю вызов и кладу телефон на столешницу.
Все это время Влад неподвижно за мной наблюдает, приподняв уголок губ в усмешке.
— А ты отлично врешь.
— Все врут, даже я.
— Ты перевернула мой мир, — усмехается, приложив ладонь к сердцу.
Я вдруг понимаю, что прелюдия без свидания — это гребаное испытание.
Я нервничаю.
Здесь нет крадущей стеснение обстановки. Это не танцпол, где нас никто не знает. Не спальня с выключенным светом, где можно спрятаться за темнотой. И это не посиделки у камина с бокалами вина. Это голая правда, подсвеченная со всех сторон ярким дневным солнцем.
Градский проводит рукой по волосам и молчит пару секунд, после чего говорит:
— Сними футболку.
Это то ли просьба, то ли приказ. Что бы это ни было, моя кожа покрывается мурашками, соски становятся чувствительными, и ткань футболки царапает их, несмотря на то что это хлопок.
— Это уже прелюдия?
— Весь этот день — прелюдия, — поясняет Влад.
— И что это значит?
— Что секса сегодня не будет. Мы тебя как следует разогреем.
— Это просто секс… — проговариваю я, вспоминая его слова.
— Будем считать это экспериментом, — пожимает он плечом.
— Черт с тобой… — бормочу, скрестив на животе руки.
Тяну за край футболки и избавляюсь от нее, оставаясь голой до пояса под неторопливым вдумчивым взглядом, которым Градский награждает мою грудь.
Он чешет ладонью