бабу ещё сильнее, друг? – спрашиваю недовольно.
– Ты на мушке, кретин. Ты должен умереть, – смотрит в глаза вкрадчиво, и я понимаю ход его мыслей.
– Ну убивай, – скалюсь, – только сперва организуй ей успокоительное и снотворное. Смоляков?
– Мёртв.
– Я?
– Либо кто-то, кто очень хочет, чтоб все думали, что ты.
Киваю, а Вова отходит к карете скорой помощи, шепчется с врачом и указывает пальцем на мою машину. Марине оказывают помощь, а я стою и молча всматриваюсь в темноту. Теперь мне кажется, что за мной наблюдают. Я думал, когда я найду ее, все закончится. Но похоже очередной замес только начинается.
– Что ты натворил?
Я набросилась на Рустама только тогда, когда мы попали в какую-то тайную квартиру полицаев. Я бью его ладошками в грудь и чувствую такую злость, что готова ему глаза выцарапать. Зачем надо было меня спасать такой ценой, если его теперь не будет в моей жизни. Не догонял бы. Я бы постаралась убежать как можно дальше. Спаслась бы и ничего не знала ни о нем, ни о ком– то другом.
Он берет меня за запястье, резко разворачивает меня, втаскивает вглубь квартиры. Когда оказываемся в спальне, мне тут же прилетает по попе.
– Мне кажется, дерзкая девочка, ты стала забывать, кто тут главный!
– Ты меня не трахнешь, Стрельцов, пока не скажешь, что ты натворил?! Не прикасайся, если не хочешь истерики. Лучше рассказывай.
Я наивно пытаюсь отсрочить секс, потому что боюсь его реакции, когда увидит синяки на моих бедрах от пальцев другого. Он и так опасен, как волк, а тут ещё трогали его. Он вообще сейчас выглядит так устрашающе, что мне едва хватает силы, чтобы ему противостоять и не показаться слабой.
Он, кажется, даже не слушает, что я ему говорю, его глаза внимательно ощупывают мое тело, а затем повторяет тот же финт, что и в лесу перекидывает меня через плечо и тащит куда-то.
На ноги ставит в ванной, сразу загружая в кабинку. Платье разрывает, стаскивая с меня, швыряет на пол с презрительным:
– Сжечь.
Я пытаюсь как-то извернуться, скрыть синяки руками, но здесь некуда скрыться от его горящего взгляда. Вперился, смотрит, молчит, только желваки играют. Затем огибает меня и включает воду. Убедившись, что она не холодная и не горячая, ставит меня под душ, наплевав, что вода мочит его дорогой костюм.
А я отворачиваюсь лицом к стене и тихо всхлипываю. На ощупь нащупываю мочалку и яростно тру свое тело, к которому прикасались чужие руки. Не смогла бы быть с Рустамом, если бы меня отымел другой. На всю жизнь бы почувствовала себя заклейменной. А тут, как только его тело оказалось рядом с моим, опять словно перезагрузка произошла. Я хочу его... безумно, до покалывания в кончиках пальчиков, до боли внизу живота, до зуда губ без его поцелуев.
– Обними меня, Рустам.
Напряглась, жду его ласк, а ведь до этого за спиной на ухо только его тяжёлое дыхание.
Ступает в душ, вжимает в себя так крепко, что становится трудно дышать, кожей чувствую его кожу, а бёдрами крепнущий от прикосновения член.
Его губы опаляют мою шею и плечи жадными поцелуями, а рука сжимает грудь, властно, скользит дразня сосок, спускается ниже, по животу, пока не находит клитор. Скользит по нему, надавливает, не сильно, потому что его сводит так, что аж больно.
Он крадёт у меня один оргазм, затем второй, трахая пальцами, расслабляя, подготавливая. Член вовсю упирается в мою попу.
Рядом с ним мое тело оживает. Да оно и жило только рядом с ним в последние недели. Чувствовало отдавало и впитывало в себя всю его мощь и силу. Я в последнее время плохо контролировала свое тело. Ноги едва держали, когда он делала так со мной. Зажигал внутри все пальцами, прикасаясь лишь к маленькому бугорку и выбивая из него сокрушительной силы оргазм.
Наши тела набирают бешенный ритм, когда под струями воды трутся друг о друга. Соски болят от пощипываний и дыхание сбивается раз за разом, когда он не входит в меня, а тянет с процессом совокупления.
– Рустам, возьми свою плохую девочку, – подстёгиваю его волшебными словами, потому что он любит, когда я так ему говорю.
Ему не нужно повторять дважды, никогда. Он тут же кладёт руки мне на талию, прогибает спину, заставляя упереться руками о стенку, и тут же берёт меня. Так, как я люблю. Жестко. Сразу вонзается на всю длину и резкими толчками вколачивает всю боль прожитых дней порознь. Рычит, сжимает, словно боится из рук выпустить.
Так же резко как вошёл, выходит. Становится на колени и припадает к моей промежности. Жадно целует кожу прежде, чем присосаться и пустить в ход свой язык, от которого я теряю голову каждый раз. Целует каждый синяк, стирая воспоминания о чужих пальцах и оставляя воспоминания только о своих поцелуях. К тому моменту, как он закончил, я едва могу нормально дышать. А он снова разворачивает меня задом к себе и берет теперь как он любит. Моя попа сводит его с ума, я слышу его хриплый стон, понимаю, что он дрожит от удовольствия, получая и отдавая всего себя. Ритм секса меняется, становится медленнее и чётче, и заканчивается оглушительным синхронным оргазмом.
Он ещё долго держит меня своими сильными ручищами, и сжимает соски, продлевая мой оргазм. А я все, окончательно и бесповоротно не в себе. Слабо помню, как он меня омывает, целуя мои губы, как полотенцем промокает кожу и несёт в спальню и кладет на кровать. А я хватаю его за руку и боюсь о пустить. Мне кажется, если я усну, он куда-то дерётся. И не будет больше его рядом.
– Только не оставляй меня, Рустам, пожалуйста, – шепчу обессиленно и целую ему ладонь.
– Я тебя не оставлю, лисёнок, – ложится рядом и крепко прижимает меня к себе, – засыпай, родная.
Я не помню, когда и как отключилась. Ничего не снилось. И столько проспала, я тоже не помню. В его руках было безопасно и комфортно. И даже когда проснулась, я боялась своим шевелением разбудить его.
Рустам шевелится, но не просыпается. А вот его член уже довольно упрямо таранит мое бедро. Улыбаюсь и глажу пальчиками напряжённый член. Реагирует, а сам мужчина сонно бормочет что-то в стиле: возьми его. Даже во сне
