— Мне нужно в туалет, — шепчу я и отодвигаю свой стул.
Я двигаюсь, чтобы встать, а Ронан сжимает мою челюсть, заставляя меня зависнуть прямо над моим стулом. Он смотрит на меня секунду, прежде чем прикоснуться своими губами к моим в лёгком прикосновении.
— Не задерживайся надолго.
Мои ноздри раздуваются, когда я вырываюсь из его объятий и выпрямляюсь. Я спешу в туалет, распахиваю дверь и подхожу прямо к зеркалу. Сделав глубокий вдох, я кладу руки на туалетный столик, прежде чем взглянуть в зеркало и стянуть бриллиантовое колье, осматривая небольшой разрез на шее сбоку. Чёрная нить похожа на паучьи лапки, выползающие из моей кожи. Дверь распахивается, и шум из бального зала проникает внутрь. Я продолжаю смотреть в зеркало, не обращая внимания на женщину, остановившуюся у раковины. То есть до тех пор, пока я не почувствую на себе её пристальный взгляд. Я поворачиваюсь.
Анастасия. Здорово.
— Ты знаешь, что он влюблён в меня? — говорит она, и её глаза наполняются слезами.
Я со стоном откидываю голову назад и молюсь о терпении к этому дерьму.
— Так же, как ты любишь своего мужа?
Она вдыхает, её щёки краснеют.
— Ты слишком невзрачна для такого человека, как он. Ты это понимаешь?
— Хорошо, Скелетор (прим. персонаж мемов — говорит странные и бессмысленные факты). — Я смеюсь и делаю шаг к ней. Она, конечно же, делает небольшой шаг назад. — Если я такая невзрачная, тогда почему ты торчишь в уборной, размахивая своей тощей задницей? — я оглядываю её с головы до ног, прежде чем снова повернуться к своему отражению и провести пальцами по волосам. Она всё ещё смотрит на меня в зеркало. — Льву не обязательно рычать, чтобы понять, что это лев, — отвечаю я. — Ты же домашняя кошка политика, Анастасия.
— Тогда, судя по всему, ты всего лишь дорогая шлюха.
— Я слышу это от женщины, которая изменяет своему мужу? — ухмыляясь, я приподнимаю бровь, глядя на неё.
— Если ты знаешь, что для тебя лучше, ты оставишь его в покое.
Я фыркаю. Вот сука.
— О, не думаю, что он хочет, чтобы его оставили в покое. — Я поворачиваюсь к ней лицом и прислоняюсь бедром к туалетному столику. — На самом деле, он очень хочет составить мне компанию. Во всех отношениях. — Я прикусываю нижнюю губу, изображая улыбку.
Её глаза вспыхивают, и моя улыбка становится шире как раз перед тем, как громкий шлепок эхом разносится по туалету. Мою щеку щиплет, а Анастасия разворачивается на каблуках, чтобы уйти. Закрыв глаза, я делаю успокаивающий вдох, но это не срабатывает. Моё самообладание лопается, как слишком туго натянутый ремень. В мгновение ока моя рука оказывается в её обесцвеченных волосах. Она взвизгивает, и я отхожу так сильно, что её спина сгибается, прежде чем она падает на колени.
— Пойми, — шепчу я, обходя её. — Может, я и выгляжу как эскортница Ронана Коула, но надави на меня ещё раз, и я сверну твою тощую грёбаную шею, как жалкой шлюхи, какой ты и являешься. — Тихий стон срывается с её губ, прежде чем я ещё сильнее запрокидываю голову. — Между нами всё предельно ясно? — слёзы текут по её лицу, размазывая тушь. Я с шипением выдыхаю сквозь зубы.
— Да, — выдыхает она.
— Хорошо. — Я выпускаю её растрёпанные волосы из рук, и она вскакивает на ноги, выбегая из уборной.
Мой пульс учащается. Моя грудь вздымается. Я прислоняюсь к туалетному столику, чтобы унять раскалённый докрасна гнев, бьющийся во мне, как зверь в клетке. Анастасия стала последней каплей. Я теряю свой контроль, впервые в своей жизни я в полной растерянности, потому что Ронан Коул полностью лишил меня её. Я не могу сопротивляться без того, чтобы он не покончил со мной этой дурацкой штукой в моей шее. Я не боюсь смерти, но это должно произойти на моих условиях, а не на его. Резко обернувшись, я смотрю на своё отражение, прежде чем расстегнуть колье и обернуть его вокруг руки. Я замахиваюсь рукой и бью кулаком по зеркалу. Стекло разбивается вдребезги под бриллиантами, разбивая вдребезги моё отражение. Осколки зеркала падают в раковину. Некоторые разлетаются по плитке. Я хватаю осколок из раковины и бросаю ожерелье на пол.
Кто-то, должно быть, это слышал.
Я представляю, что в любой момент сюда может войти рабочий, поэтому проскальзываю в одну из кабинок и запираю дверь. Будет чертовски неприятно, поэтому я сажусь на унитаз и перевожу дыхание, ощупывая небольшие швы у себя на горле. Моя рука дрожит, когда я прикладываю стекло к шее и провожу острым концом по тонким нитям. Вспышки боли пронзают меня каждый раз, когда я случайно режу свою кожу. Кровь стекает по моим пальцам, когда я неуклюже разрываю швы. Наконец они распутываются, и тёплая жидкость стекает по моей шее.
Дверь туалета со скрипом открывается. Раздаётся равномерный стук ботинок, когда кто-то проходит по плитке.
— Маленькая кошечка… — воркует Ронан, — Выходи, выходи, где бы ты ни была. — Дверь в первую кабинку с грохотом ударяется о стену, и я вздрагиваю.
Я прижимаю пальцы к ране на шее и делаю ещё один глубокий вдох. Вонзая ногти в порез, я не обращаю внимания на бурление в животе и головокружение в голове. Ещё больше крови тычет по моей шее, стекая по ключице и попадая на платье.
Двери с грохотом распахиваются одна за другой, прежде чем раздаётся глухой удар с другой стороны двери, лицом к которой я стою.
— Господи, я теперь не могу пописать? — огрызаюсь я. Я засовываю пальцы глубже в рану, пока мои ногти не царапают что-то крошечное и твёрдое. Боль ослепляет. Резкий вдох скребёт мне горло.
Ещё всего лишь пару сантиметров.
Он стучит по двери.
— Выходи, Камилла.
Я хватаюсь за то, что он, чёрт возьми, засунул в меня, и пытаюсь вытащить это из своей шеи, шипя от боли. Когда, наконец-то, вытаскиваю металлический обломок из своей шеи, я отрываю с ним половину своей плоти. Я тяжело выдыхаю и, учащённо дыша, приваливаюсь к бачку. Ровная струйка крови стекает по моей шее, и в её тепле есть что-то странно успокаивающее.
— Открой дверь.
Я встаю и поднимаю крышку, опуская окровавленный микрочип в воду, прежде чем спустить воду в унитазе. Я отпираю дверь и рывком распахиваю её, сталкиваясь лицом к лицу с Ронаном. Его пристальный взгляд медленно опускается к моей шее, его щёки краснеют, и я не могу удержаться от ухмылки.
— Ты бы… — он делает шаг внутрь кабинки, прижимая меня спиной к холодной стене. — Я практически думаю, что ты жаждешь наказания. — Схватив меня за оба запястья, он прижимает их к стене над моей головой.
— До тех пор, пока ты используешь старомодные способы, — выдыхаю я. Гнев и абсолютное доминирование исходят от него. Моё тело гудит в предвкушении, когда он прижимается своим телом к моему.
Один уголок его рта приподнимается.
— Мм-м, — промычал он, наклоняясь к моей шее. Жар его дыхания ласкает моё горло, и я ловлю себя на том, что закрываю глаза от этого ощущения. — Ты хочешь, чтобы я причинил тебе боль почти так же сильно, как я сам хочу причинить боль тебе, — шепчет он, прежде чем я чувствую, как его язык скользит по моей шее — прямо по открытой ране. Его хватка на моих запястьях усиливается, его пальцы подёргиваются, когда он прижимается губами к порезу и стонет.
Я прижимаюсь к нему, моя голова склоняется набок, когда бесстыдный стон срывается с моих губ. Он болен и ужасен, так кем же это делает меня? Он должен вызывать у меня отвращение, но с каждой ужасной вещью, которую он совершает, я только сильнее жажду его. Он — тревожащая зависимость, от которой я хотела бы избавиться, но знаю, что буду скучать по каждому прожитому дню.
Его нос скользит по линии моего подбородка, когда он проводит губами по моей щеке.
— Твоя кровь почти такая же вкусная, как и твоя киска.
У меня кружится голова, ноги дрожат. Я закрываю глаза и прикасаюсь своим лбом к его лбу.
— Покажи мне, — шепчу я. Я жажду этой ядовитой порочности. Он — моё падение, и я хочу его. Я хочу этого. В его глазах пляшут обещания боли, крови и всего, чего я так сильно хочу, а затем его губы накрывают мои. Жёстко, зверски. Его язык касается моего, и я наслаждаюсь металлическим привкусом крови, окрашивающей его губы. Я стону, а затем, он уходит.
