законный бизнес: казино, которое доминировало в районе Феста, недалеко от Южного пляжа, и было пристанищем как для туристов, так и для горожан. Самый большой игорный зал в городе, в котором каждый мог найти себе развлечение по вкусу. Живая музыка и покерные столы, темные уголки, где все незаметно, и отель, расположенный над ним. Это был самый большой и самый старый бизнес Сэйтов, который приносил нам больше всего денег, уступая темной стороне этого образа жизни.
Проезжая мимо пристани, я направился в ту самую часть города, свернул за угол и обнаружил, что прямо передо мной стоит большое стеклянное здание, закрывающее вид на Саут-Бич и его песчаный берег, скалы, вздымающиеся ввысь. Мой дом стоял на вершине этих самых скал, но отсюда его не было видно.
На этих скалах была Амелия.
Моя жена.
Я не заезжаю в казино, но слегка улыбаюсь, когда вижу длинную, процветающую очередь, вытекающую из дверей.
Этот город был для меня домом. Я знал эти улицы лучше, чем тыльную сторону своей ладони, мог рассказать, как пахнет каждый район — соленым морским воздухом на Рыбацкой набережной, свежим ароматом кофе и выпечки на Плазе в центре города, или как пахнет Вэлли-Парк цветами вишни и сирени летом, землей и дождем зимой. Этот город впечатался в мою кровь, в мою душу. Лето было жарким, зима холодной, но он был моим.
Перед тем как отправиться домой по обрывистой дороге, я съезжаю на обочину, позволяя колесам медленно двигаться по улице. С каждой сотней ярдов дома становились все более запущенными. Неважно, сколько денег я выкачивал через эти улицы, многие из этих ублюдков прикарманивали деньги и оставляли свои дома — и их жильцов — гнить.
Это было на той же улице, где раньше жила Амелия, хотя, может быть, и не такой ветхой, как в этом районе города.
Хотя мне не нравился этот образ, и я ненавидел то, как обращались с этими жильцами, здесь жили очень важные люди.
Машина останавливается перед ветхим домом, фасад которого осыпается от старости и непогоды, двор зарос и стал коричневым от солнца и отсутствия воды.
Старый велосипед, проржавевший и разваливающийся, лежит, наполовину утопая в дикой траве, старые разбитые бутылки, осколки которых сверкают на свету, устилают гравийную дорожку, ведущую к крыльцу.
Мне не нужно стучать.
Дверь со скрипом открывается в тот момент, когда носок моих ботинок наступает на прогнившую первую ступеньку.
— Мистер Сэйнт, — Тэлон переступает порог.
— Пройдись со мной.
Тэлон был молод, он заканчивал последний год обучения в университете Редхилла, за который платил я. Я нашел его, когда ему было шестнадцать, он воровал в местном супермаркете, чтобы прокормить семью, и продавал наркотики в подворотнях возле казино.
После того как я взял его к себе, я узнал немного больше, и мне стало ясно, что этот парень гораздо умнее, чем он сам о себе думал. В то время он боялся меня, возможно, боится и сейчас, но страх в моем подчинении — это хорошо, но я старался не позволять ему управлять собой.
Больше всего на свете мне нужна была преданность, а преданность не рождается из страха.
У Тэлона был дар, как и у Амелии с ее рисунками. Но мужчина прекрасно управлялся с компьютером и всем, что с ним связано. Системы и программы, Интернет и все эти темные, грязные места, которые находятся внутри. У меня в команде были хорошие люди, но Тэлон был необыкновенным.
Поэтому я предложил ему работу и полное финансирование в колледже.
Он не сомневался в своем решении принять предложение.
Я хотел оплатить новое жилье, квартиру в городе для его младшей на три года сестры и пожилой матери, но он отказался, понимая, что женщины не пойдут на это, если узнают, откуда берутся деньги.
У Сэйнтов была репутация, и большинство знало, кто мы такие и чем мы занимались.
Он остался здесь, в своем маленьком разбитом доме, но у него была еда на столе, он оплачивал счета, и у него оставалось еще много денег. Мне стало интересно, почему он до сих пор не отремонтировал дом, но я не стал задавать вопросов.
— Я уверен, что ты видел, что за последние несколько месяцев мы несколько раз оказались в опасности.
— Об этом говорили в новостях.
Я хмыкнул в ответ.
— Последние два были самыми сильными.
— Два? — он спрашивает, опустив свои темные брови. — Я слышал только о грузовом судне.
— Склад был атакован в промышленном районе, все здание уничтожено.
— Черт, — шипит он. — Что от меня нужно?
— Ты теперь часть моей семьи, Тэлон, — говорю я ему. — Я увидел в тебе то, чего не видел уже давно, — он кивает. — Что ж, то, что мне нужно от тебя, должно остаться между нами. Никто не должен знать.
Его глаза загораются, как на чертовом параде четвертого июля.
— Что это?
В моем проклятом городе появился предатель, раскрывающий мои секреты. Я понятия не имел, кто это может быть, и все были под подозрением, даже члены семьи. Я не мог без риска обратиться к своим собственным парням, так что Тэлон был моим единственным вариантом, хотя приводить мальчика, пока он не был готов, было рискованно само по себе.
— Мне нужен доступ к каждой камере в этом городе, — сказал я ему, когда его глаза расширились. — Я хочу иметь возможность просматривать записи за последние шесть месяцев и хочу, чтобы ты проверил моих людей.
— Проверил? — он сглотнул.
Я киваю, засунув руки в карманы брюк своего костюма.
— Все, что на них есть, мне нужно. Даже если ты считаешь это мелочью, мне нужны папки со всеми их делами, деньгами, которые они потратили и заработали. Где они были и когда. Ты можешь это сделать?
— Конечно, но это займет время.
— Я знаю, — соглашаюсь я и достаю из кармана конверт, протягивая ему. — Это семьдесят пять тысяч. Половина того, что я отдам после выполнения работы.
Его глаза чуть ли не выпадают от такого заявления.
— Мистер Сэйнт, я не могу… — замялся он.
Я хлопаю его по плечу и поворачиваюсь назад, в ту сторону, откуда мы пришли. Он медленно следует за мной.
— Я пришлю тебе личные дела сотрудников, — говорю я ему. — Остальное на тебе.
Мы возвращаемся к его дому, и я смотрю на него, качая головой.
— И, Тэлон, начни с нового листа. Сейчас ты можешь себе это позволить.
— Я… я не могу, — заикается он. — Что я им скажу?
Я пожимаю плечами:
— Не моя проблема, но твои женщины
