Движения становятся резче, если не грубее. Когда плоть в руке начинает предупредительно пульсировать, прикрываю головку второй. Мужской гортанный стон заполняет пространство вокруг. Черт, он даже кончает красиво, или я необъективна, сравнить по большому счету не с чем. Теперь мой черед позаботиться о нем, стирая следы. Влад благодарно целует кончик носа, забирая салфетки.
Домой возвращаемся в блаженной тишине.
— Признайся, для этого затонировал стекла?
— Нет! Ты вообще первая, с кем я это попробовал. Честно говоря, пока ты не стала пытать меня с тонировкой, и не думал о таком. Так что сама виновата.
— Теперь мне стыдно.
— Почему? — он удивленно приподнимает брови, не переставая смотреть вперед. Ранее неожиданный дождь успел промочить дороги, поэтому надо быть осторожнее.
— Потому что мы занимались непотребствами практически на улице.
— Крис, это только начало, — звучит многообещающе и одновременно пугающе.
— Ты меня не успокаиваешь. Кстати, как посидели с Игорем и Дашей? — поспешно перевожу тему, пока не договорились до чего-нибудь похлеще.
— Они успели поссориться, помириться, ничего нового. А как твоя прогулка?
— Прекрасно.
— Я рад, — он все-таки поворачивается, чтобы одобрительно улыбнуться.
Следующим утром меня будит настойчивая вибрация. Опять, наверное, Феечка, но нет, напрасно я грешила на свой телефон.
— Влад, проснись!
Он на ощупь находит трубку на тумбочке и отвечает. Спустя секунду веки распахиваются, лицо меняется и напрягается:
— Да… Всего лишь забрал его дочь… Хорошо, я понял, — Влад раздосадовано закатывает глаза и отключается.
— Кто это был? — сажусь и с тревогой жду ответа.
— Папа. Велел приехать прямо сейчас.
Влад
На границе сознания ощущаю, как подо мной копошится Крис. Именно так, потому что ночью я опять неосознанно заграбастал ее в объятия и теперь сверху придавил рукой и ногой. Неожиданный тычок в бок окончательно выдергивает из дремы, но веки так и не открываются.
— Влад, проснись!
Уже и сам слышу назойливую вибрацию. Ну кто там в выходной так рано?
— Да, — прикладываю телефон к уху, чтобы отчихвостить подчиненных.
— Сын! Почему мне звонит Николай Михайлов и угрожает полицией?! Что ты натворил? — упс, отчитывают меня. Если отец соизволил позвонить, да еще и обратился не по имени, значит, дело плохо.
— Всего лишь забрал его дочь, — отвечаю максимально спокойно, помня, как его злит это.
— Срочно жду дома для серьезного разговора!
— Хорошо, я понял, — отключаюсь, чтобы самому не вспылить.
День испорчен. Не разделяю я его суматохи, Кристине ведь есть восемнадцать. Н-да уж, не ожидал дешевого ябедничества от дяди Коли, а вроде взрослый человек, мог лично переговорить и решить конфликт.
— Кто это был? — Крис с тревогой изучает меня.
— Папа. Велел приехать прямо сейчас.
Нехотя встаю и плетусь в душ. По возвращению на кухонном столе ждет ароматная яичница, тосты с паштетом и тарелка с нарезанными овощами. Кофемашина усердно гудит, обещая бодрящий напиток — я заядлый кофеман. Как после такого эта девочка еще считает себя обузой?! Суетится, что-то делает, убирается, готовит. За несколько дней я увидел больше блюд, чем за все проживание здесь в одиночестве, потому что ненавижу готовить. По-моему, результат не стоит потраченных усилий и времени, за которое я зарабатываю сумму минимум на три ужина в ресторане.
Наблюдая за Крис, напрашивается очевидный и печальный вывод: она постоянно торопится, как будто куда-то бежит, останавливается только на сон или просмотр любимых дорам. Может, привыкла к подобному поведению, живя с родителями в строгих рамках. Так хотелось бы увидеть ее полностью расслабленной, способной просто жить, не напрягаясь.
— Влад, я нервничаю, — она садится рядом, ставя кружки.
— Поэтому ничего не ешь?
— Да, — ее грусть и печальные глаза расстраивают. — А вдруг они что-то сделают, и тебе придется меня вернуть?
— Крис, ты не вещь, которую передают туда-сюда. Если не захочешь, никуда не уйдешь. Я никогда не прогоню тебя добровольно, — притягиваю ее к себе, получая в ответ лишь тяжелый вздох. Когда-нибудь она перестанет бояться всего, я уж постараюсь этого добиться.
Перед уходом удается чуточку успокоить Кристину, которая жалобно прижимается и не отпускает. Чем ближе встреча, тем сильнее начинаю нервничать.
Возле мощных ворот припаркована чужая машина: кажется, дядя Коля прибыл первым и, скорее всего, рассказал папе свою историю, где я предстал не в лучшем свете. А как иначе. Паркую Камри и нажимаю кнопку вызова.
— Мог бы и сам открыть, — отец недовольно ворчит, отпирая тяжелую металлическую дверь.
— Это давно не мой дом, — отвожу взгляд. Не помню, когда смотрел ему прямо в глаза. Обида за маму мешает.
— Пойдем-ка поговорим, прежде чем начнем ругаться с Николаем, — к удивлению, голос отца звучит мягко. Успел остыть.
— Думаешь, обязательно поругаемся? — становится немного смешно, мандраж чуть отпускает. Тем не менее сквозь высокую траву пробираюсь за ним к знакомому строению.
— Он уже рвет и мечет. Так что нет сомнений: приехал не для мирного урегулирования ваших разногласий. Его версию я услышал, интересует твоя, — он садится напротив и по-хозяйски кладет сцепленные ладони на деревянный стол. Мы вместе мастерили эту беседку. Много лет прошло, а она до сих пор не развалилась.
— Да особо нечего рассказывать, — нарочито равнодушно пожимаю плечами. — Я люблю его дочь. Недавно дядя Коля узнал, что мы встречаемся, запретил приближаться к Крис, ее наказал. Я предложил Крис уйти ко мне, она согласилась.
— Эх, сынок-сынок, из всех девушек на планете ты не мог выбрать другую? — папа раздосадовано поджимает губы.
— Нет, — отвечаю категорично, удерживая зрительный контакт и с удивлением подмечая значительное количество новых морщин на лице. — Будешь отговаривать, заставишь отказаться от Кристины? — мысленно готовлюсь дать отпор.
— Тебя-то? — он усмехается. — Ты всегда был упрямцем. Если чего захотел, то не отступишься, весь в мать.
Не помню, когда он последний раз вспоминал про нее, это наша запретная тема. Оттого дико слышать подобное замечание.
— Что ж, пойдем.
Поднявшись, папа оказывается практически одного роста со мной. Мама была права, утверждая, что я пошел в его родню и вымахаю под два метра.
В прихожей снова появляется внутреннее волнение. Пересекаем темный холл, держа путь в столовую, и я подмечаю, что практически ничего не изменилось: те же предметы на прежних местах. Безупречный
