Вечером дома они выложат все карты друг перед другом, и он выяснит, насколько важен для нее их брак, а также клятвы, которые они произнесли в спешке.
В ожидании лифта, собираясь подняться к руководству компании, он посмотрел на часы. Нужно все-таки сообщить Оливии, что он приехал.
Двери лифта открылись, и из него вышла Молли. Увидев его, она спросила:
— Как дела у Оливии? — Выражение ее лица было серьезным.
— Что ты имеешь в виду? Она что, плохо себя чувствовала?
— Я думала, она связалась с тобой… — начала Молли.
Его сердце сжалось:
— Что случилось?
— Она упала. Повредила лодыжку. Стенли отвез ее в больницу.
Не дожидаясь дальнейших подробностей, он бросился к машине. Предполагая, что Уиткомб отвез Оливию в ближайшую больницу, Лукас помчался туда, не глядя на спидометр. Если полицейские остановят его за превышение скорости он, так и быть, позволит им сопровождать его!
Он опоздал. Они ушли около получаса назад.
Его сердце бешено колотилось, когда он взлетел по ступенькам своего дома. В больнице ему пришлось убеждать медсестру, что он муж Оливии, и только после этого ему удалось поговорить с доктором, который осматривал ее. От него он узнал, что ей выдали больничный. Врач сказал Лукасу, что она просто растянула связки и потому ей придется побыть на костылях несколько дней и что она в основном беспокоилась из-за ребенка.
Их ребенка.
Вставив ключ в дверной замок, он понял, что дверь не заперта. Но когда он открыл ее…
Все его страхи, переживания, неопределенность их отношений слились воедино, когда он вошел в свою собственную гостиную и увидел, как Стенли Уиткомб, сидя на софе рядом с Оливией, передает ей чашку с чаем. Слепая ярость охватила его.
— Отойдите от нее, Уиткомб. Она моя жена.
— Лукас! — закричала Оливия.
— Доктор сказал мне правду? — потребовал он. — Ребенок в порядке?
Он старался не обращать внимания на бледность Оливии и на то, что Стенли все еще сидел на софе рядом с ней.
— С ребенком все в порядке. Они сделали ультразвук. Как ты узнал?
— Я встретил Молли, она думала, я знаю. Но я не знаю еще многих вещей, не так ли, Оливия? Например, почему ты не позвонила мне, когда это произошло. Почему ты обратилась за помощью к Уиткомбу, а не к одной из своих подруг? Или вот еще, я не знаю о твоих чувствах к твоему боссу, которые, видимо, не исчезли с обменом колец в Лас-Вегасе. Может быть, ты хочешь, чтобы рядом с тобой был Уиткомб, тогда нам лучше пересмотреть наш брак. Но помни: я отец этого ребенка и никогда не отдам прав на него, мальчик это будет или девочка, буду я жить в Финиксе или нет.
Стенли Уиткомб встал с изумленным выражением лица:
— Вы не имеете права…
— Я имею все права. Я ее муж. Но если она не может отказаться от своих чувств к вам, у нас никогда не будет настоящего брака. — Лукас понимал, что вот-вот взорвется и, прежде чем он прибьет этого защитника Оливии, ему лучше уйти.
. Он не мог заставить себя посмотреть на свою жену. Он не мог вынести того, что Оливия доверилась Уиткомбу, искала его помощи, значит, все его умозаключения по поводу их двоих были абсолютно верными. Распахнув дверь, он услышал, как она окликнула его, но не остановился. Им нечего сказать друг другу, пока Стенли Уиткомб находится в их доме.
Хлопнувшая дверь ошеломила Оливию так же, как и ее падение, и, к своему стыду, она разрыдалась.
— Оливия, Оливия, все будет хорошо, — постарался убедить ее Стенли, гладя по плечу.
— Он не прав, — всхлипывала она. — Я так люблю его. Но мне кажется, что он женился на мне только из-за ребенка.
— Это не правда.
— Я уже не знаю, где правда. До Рождества мне казалось, что я испытываю чувства к вам. Вы будете прекрасным мужем, думала я. Вы такой добрый и на вас можно положиться. Но после того, как я узнала Лукаса, узнала, что беременна, я почувствовала к нему такую страсть, такое желание, такую сильную потребность в нем… И тут-то я все поняла.
— Что вы поняли? — переспросил он мягко. Когда она взглянула на него, слезы текли по ее щекам.
— Вы заменили мне отца, которого у меня никогда не было. Я могла на вас положиться, довериться вам, равняться на вас, уважать вас. Но люблю я Лукаса. Я пыталась показать ему это, но… — Ее голос сорвался, и она позволила слезам катиться, потому что она не могла даже ступить на ногу, не то что бежать за Лукасом, и совсем не знала, что ей теперь делать.
Возвратившись в свой офис, Лукас позвонил Рексу и перенес их встречу на утро понедельника. Затем начал нервно ходить по кабинету. Он немного успокоился, и место злости заняла опустошенность…
Он порвал с Селестой, потому что понял: она не та женщина, рядом с которой он хотел бы прожить жизнь. Но тогда он был скорее разочарован, чем разозлен. И не чувствовал такой пустоты внутри…
Сев за стол, он включил компьютер и уставился на пустой экран.
Он не знал, сколько времени, просидел вот так, и когда дверь его кабинета открылась, он думал, что это Рекс Баррингтон, но уж никак не Стенли Уиткомб.
— Убирайтесь, — выпалил Лукас.
Но Стенли не слушал его. Он вошел и встал напротив Лукаса с мрачным лицом, выражающим неодобрение.
— Ты действительно полный дурак или притворяешься?
— Если вы знаете, что для вас лучше…
— А что хорошо для Оливии? Это тебя волнует?
— Не ваше дело.
— Ты вел себя так, что это стало моим делом. Эта молодая леди сейчас находится в твоем доме и плачет в три ручья. Не думаю, что ты стоишь этого!
Лукас понимал: опасность того, что он ударит этого человека, достаточно высока.
— Послушайте, Уиткомб…
— Нет, это ты послушай, ты же не хочешь понять, что происходит. Оливия заставила меня уйти, чтобы я не видел, как она плачет. У нее независимый характер, черт подери. Она не позволила мне позвонить кому-нибудь, чтобы ей помогли, а ведь она даже стоять не может, у нее повреждена лодыжка…
— Вы позволили ей вышвырнуть вас? — Он не понимал, почему Уиткомб не воспользовался возможностью, которая ему представилась.
— Ты плохо знаешь свою жену.
— Достаточно.
— Ты, высокомерный сукин сын! Слушай меня, Лукас. Я был для Оливии наставником. Другом. Она только что призналась мне, что когда-то думала, что между нами может быть что-то большее. Но с Рождества — и можно понять, что произошло в ту ночь, судя по ее беременности, — она поняла, что я лишь занял место ее отца, который по прихоти своей покинул семью, не обременяя себя заботой о ней.
Лукас помнил: Оливия призналась ему, как больно ей говорить об отце, и нежелание переезжать было связано с отцом, но он не стал принимать во внимание ее чувства, потому что думал, что существуют другие причины.
