— Знаешь, ситуация вокруг Суэца становится угрожающей. К сожалению, Насер бойкотировал лондонскую конференцию по Суэцкому каналу на прошлой неделе и отклонил американские предложения о будущем международном использовании канала. Национализировать канал — это одно, но ограничивать мировое судоходство через него — это совсем другое. Провокация — вот единственное слово, подходящее для таких действий Насера.
— Да, я понимаю, что ты имел в виду, Дэвид, — ответила Дорис, откидываясь в кресле. — Как ты думаешь, что последует дальше?
— Честно говоря, боюсь даже предполагать, но искренне надеюсь, что все это не означает близкой войны.
— Боже, неужели все так далеко зашло? — Вопросительно взглянула на него Дорис.
— Очень опасаюсь, что война может легко вспыхнуть. Энтони Иден может решить оккупировать Египет, я не уверен, что он перед этим остановится. К тому же теперь у него есть поддержка со стороны Франции и американцев.
— Война! О, Дэвид!
— Да, такая перспектива пугает. Но не забивай себе этим голову, дорогая. От нас мало что зависит. Оставим это дело политикам и будем молиться, чтобы война не разразилась. Искусная дипломатия, как известно, может творить чудеса. Искренне надеюсь, что этот кризис разрешится без стрельбы.
Он успокаивающе улыбнулся и твердо сказал:
— Послушай, Дорис, не смотри на все так мрачно. Мы не должны позволить политике испортить нам лето. Я уже начинаю жалеть, что сообщил тебе эти неприятные известия.
Настроение Дорис сразу поднялось, и она беззаботно ответила:
— Не говори глупостей. Я бы все равно прочитала газеты. Но ты прав: нас не должны волновать проблемы, на решение которых мы не в силах повлиять. Какие у тебя на сегодня планы, родной?
— Я решил-таки свозить Кима и Кристиана в Монте-Карло. Нам надо кое-что купить там, а потом мы приглашены на обед к Банки Амферу.
— Банки Амфер? Это что, человек или название ресторана?
— Человек, — рассмеялся Дэвид. — Помнишь того высокого здорового парня, с которым я тебя познакомил в субботу вечером в «Спортинг-клаб» в Монте-Карло? Мы тогда еще немного поболтали с ним, вспоминаешь?
— Ах да, теперь вспомнила. Наверное, я забыла, как его зовут, или не расслышала. Банки! — надула она губы. — Звучит как кличка.
— Ну конечно же, кличка, она осталась за ним еще со школы. Мы с ним вместе учились в Харроу[9]. Прекрасный парень, этот Банки. Одним словом, недавно он позвонил и пригласил меня пообедать с ним и его американским приятелем Нельсоном Эвери, банкиром, я полагаю. Я принял его приглашение, поскольку ты, дорогая, говорила, что собираешься сегодня весь день провести дома и отдохнуть. Ты не против?
— Нет, Дэвид. Тебе это доставит удовольствие, и мальчикам тоже. А мне будет приятно несколько часов провести с Франки и Дианой. Я их почти не вижу. Они такие непоседы, постоянно носятся с места на место.
— Меня утомляет одна мысль об их напряженной светской жизни, — насмешливо сказал Дэвид. — У меня складывается впечатление, что они обе вообще не спят. В любом случае мы вернемся не очень поздно. Завтрак назначен на час тридцать, значит, мы будем дома в три тридцать, самое позднее — в четыре. Вилла Банки рядом, на склоне горы над Ругбрюном, прелестное местечко. Он пригласил нас всех заехать к нему выпить ближе к вечеру в воскресенье, и я согласился.
Граф откинулся в кресле и с юношеским пылом в глазах продолжил:
— В сентябре Банки намечает устроить нечто вроде званого обеда для самых знаменитых выпускников Харроу. Он хотел, чтобы мы с тобой присутствовали на обеде тоже, если мы еще будем здесь.
Почувствовав его необычное волнение, Дорис с любопытством спросила:
— А в чью честь будет обед?
— Ну как же, в честь сэра Уинстона. Он иногда останавливается у Банки в Ругбрюне. Ему очень нравится тамошний сад, он, знаешь ли, любит рисовать его.
— О, как это чудесно! Мне бы очень хотелось познакомиться с ним, но, боюсь, я буду ужасно стесняться. Боже, сам Уинстон Черчилль!
— Хорошо тебя понимаю. — Сочувственно улыбнулся Дэвид. — Я сам слегка его побаиваюсь. Но это большая честь, дорогая, попасть в число приглашенных.
Он поднялся и легонько тронул ее плечо.
— Нам пора. Думаю, что мне надо пойти и поторопить Кима с Кристианом.
— Дэвид, может быть, нам следовало бы пригласить твоего друга Банки на бал?
— Ох, Дудлес, да мы же его уже пригласили! — воскликнул Дэвид. Он подошел поближе и, перегнувшись через ее плечо, стал перебирать бумаги на столе в поисках списка гостей. Отыскав его, он провел пальцем по фамилиям приглашенных.
— Ах да, вот он, граф Уинтертон с графиней.
Дорис, повернув голову, взглянула на него сияющими глазами.
— Ничего удивительного в том, что я не нашла в списке Банки Амфера. Порой я просто удивляюсь вам, ваша светлость. Клянусь Богом, что вы специально устраиваете такие штучки, чтобы смутить меня.
— Я бы никогда не осмелился на подобное в отношении дамы моего сердца, — ответил Дэвид, целуя ее в губы. — Я так люблю тебя, моя Дорис, я просто обожаю тебя, — бормотал он, дыша ей в щеку.
— И я тоже.
Дорис восторженно смотрела на него. Всегда элегантный и изысканный, граф сегодня выглядел как-то по-новому, моложе обычного. «Загар молодит его так же, как легкая небрежность в одежде», — подумала Дорис, оглядывая его белые габардиновые плотно обтягивающие брюки, хлопковую рубашку в бледно-голубую клетку с распахнутым воротом и бледно-голубой шелковый шейный платок.
— Сегодня ты превосходно выглядишь, Дэвид. Наверное, ты один из самых красивых мужчин, что я встречала в жизни. Нет, самый красивый, если быть точной.
Громкий смех Дэвида раскатился по террасе.
— Ты говоришь такие лестные для меня вещи, Дорис. У меня даже голова пошла кругом от твоих комплиментов. Я еще никогда не получал их столько. Возможно, именно поэтому я так люблю тебя, — пошутил он.
— Меня многие обвиняют в лести, — подхватила Дорис, испытующе глядя на него.
— Но комплименты обычно нравятся тому, кто их выслушивает, и не забывай, что лестью можно добиться всего.
— Кажется, я понимаю, что имела в виду моя известная подруга, называя меня льстивой. Очевидно, она тем самым намекнула, что моя лесть — хорошо продуманное притворство, — криво усмехнулась Дорис, — по это неправда.
Лицо Дэвида погрустнело.
— Не стоит обращать внимания на людские пересуды, Дорис, — понизив голос, сказал он. — Я давно приучил себя игнорировать злословие и тебе советую поступать так же.
Дорис уловила нечто недосказанное в его словах и, слегка нахмурившись, задумчиво спросила:
