И я молча ушла, оставив его одного на промозглом весеннем ветру. Порывы ветра подгоняли меня, заставляли бежать. Я не опоздала. Муж по-прежнему стоял у окна. Курил. Он ждал. Терпеливо ждал, чтобы ударить.
– Ты такая же, как и твоя мать, – сказал муж.
Его слова прозвучали, как приговор. Как осуждение. Как высшая мера наказания. Я застыла на пороге как вкопанная. Во мне пропали все чувства, я не могла парировать удар. Я не знала, какая у меня мать и почему муж так плохо отзывается о ней. Мама оставила после себя светлые воспоминания. Никогда не всплывали в моей памяти какие-то дурные мысли о ней.
– Володя, не сердись на меня. Не сердись на мою маму, – тихим голосом сказала я, – будет лучше, если мы не станем выяснять отношения. Это пошло, в конце концов.
– Пошло, – легко согласился муж, – очень пошло – выяснять отношения между мужем и женой. А разгуливать по городу с сопливым юнцом – это весьма благородно.
Муж иронизировал, с чувством юмора у него всегда было все в полном порядке. С ним легко жить, легко разговаривать. Юмор неоднократно спасал нас от вселенской пошлости. Я молчала, избегая скандала. В очередной раз спортивная сумка взлетела на антресоли, как птица, как кладбищенская ворона, скорбная и зловещая. Я ушла на кухню, чтобы избежать последующих обвинений. Наверное, мой муж был прав: разгуливать с юношей на глазах изумленной публики – бесповоротно пошло. И все бы ничего, но у меня из головы не выходили страшные слова, касающиеся памяти моей матери. Нужно было найти причину, вывести следствие, узнать правду. Для этого мне нужно вновь вернуться на другой берег, обратиться за помощью к юности. Вернуться под мамино крыло. И с меня вновь полетели клочья кожи, я чувствовала, как слезает налет времени, нарастают новые пряди волос, кто-то невидимый сдирал с меня кожу насильно, скатывая в рулон, мрачная тянущая боль охватила все тело, ослепила глаза, затмила свет. За пропуск в молодость нужно было платить, а дорожные билеты нынче заметно и ощутимо подорожали.
Муж больше не приходил ко мне по ночам. И не уходил от меня. Мы продолжали оставаться под одной крышей, чужие и посторонние люди, ненавидящие друг друга лютой ненавистью. И чем сильнее он меня ненавидел, тем быстрее я молодела. Иногда мне казалось, что далекий берег приближается ко мне, сверкая яркими огнями. Иногда между мной и берегом простилалась широкая пропасть. И не было сил, чтобы перешагнуть через нее. Она ширилась, росла, увеличивалась. Кожа на моем теле сворачивалась в жгуты и свитки, волосы редели, зубы темнели, покрываясь тиной времени, руки перевивались венами, как тонкими прутьями. Мне не хотелось встретить старость в ее угрюмом и безобразном виде. Я желала подойти к ней в достойном обличье, прямая, гордая. Для этого нужно было устремиться за правдой. Отыскать корни моральных увечий, докопаться до изъяна. И пусть для этого мне придется перекопать весь семейный огород. Мне хотелось провести профессиональное дознание. Я ощущала в себе задатки следователя. Наверное, моя запретная любовь имеет под собой корни, ведь она произрастала во мне. Я никогда не думала о запрещенной любви, будучи уверенной в любви к собственному мужу. Но в нашей семейной жизни с самого начала существовал какой-то изъян. Брак был построен на обмане. Только я ничего об этом не знала. Невидимая ложь разъедала нашу жизнь, проникая в души мелкими трещинками, превратившимися со временем в громадные разломы.
* * *
Наверное, когда-то давно я утратила источник жизненной энергии. Потеряла его по дороге. Нужно найти ключ, чтобы напиться свежей водой жизни. Я запаслась блокнотом и диктофоном. Мне понравилась новая роль. Никогда не смотрю модные сериалы. Жаль времени и нервов. В стране свирепствует эпидемия по просмотру сериалов, но я забраковала все мыслимые и немыслимые образы современных сыщиц и решилась на жесткий, но справедливый поступок. Нужно начать с самого начала, с моего рождения, чтобы не совершить ошибки. Я озадаченно потерла висок, мигрень разошлась не на шутку. Нужно начать расследование с дородового периода. Ведь я появилась не на пустом месте, не как придорожная трава. Мама когда-то была юной женщиной, у нее случались встречи и знакомства с мужчинами. И я приступила к расследованию.
Я пришла по старому адресу. Когда-то мы с мужем обменяли мамину комнату на отдельную квартиру. После обмена я не заходила домой, боялась, что мне станет больно, боялась воспоминаний, но вот наступил момент, и добровольного погружения в иное измерение потребовала сама жизнь. Не будет мне покоя, если я не узнаю правду. Пусть она окажется горькой и печальной, я выстою. Дурные воспоминания отомрут, во мне останется светлая память о маме, какой бы ни оказалась горькой правда.
Я нажала на стертую кнопку звонка, отметив про себя, что дверь осталась прежней, из детства. Те же заплатки и нашлепки на рваном дерматине, утратившем цвет и окраску, те же кривобокие таблички на стене с фамилиями жильцов и цифрами, обозначающими, кому и сколько раз положено звонить. Я утопила кнопку. За дверью стояла тишина. В квартире никого. Никто не спешил открывать дверь в прошлое. Слезы выползли из укромных местечек и нерешительно застыли на середине пути, где-то между щекой и подбородком, затем незаметно высохли. Я вытащила пудреницу из сумки и провела пуховкой по щекам. Заглянула в глаза, посмотрев на себя, будто на чужую и незнакомую женщину. Я стояла перед дверью детства и видела в зеркале взрослую даму с моложавым и приятным лицом, без единой морщинки в уголках глаз. В глубине души сверкала любовь. А в глазах не было места сожалениям и отчаянию. Мне захотелось вернуть прежнюю девочку, слабую и беспомощную, оставшуюся круглой сиротой. Я совсем не помнила себя прежнюю. Я не помнила, о чем думала тогда, на восходе жизни, о чем мечтала. У меня уже тогда была любовь. Я уверила себя в этом. Странно, но я стояла перед своим детством и совсем не знала себя. В тишине раздались шаги, шаркающие и скребущие. Кто-то поднимался по лестнице. Ступени, казавшиеся огромными и величественными в детстве, сегодня выглядели хрупкими и истончившимися.
– Варька, ты? – раздалось за спиной.
Скрипучий старческий голос. Узнала меня. Это она, моя любопытная соседка. Жива. Здорова. Ходит своими ногами. Без костылей обходится. Живет в прежней квартире. Еще не переселилась в другой мир.
– Я, – сказала я и обернулась.
Да, это была она, наша соседка, осевшая от времени, как старая телега. Масло жизни закончилось, а речное русло высохло. Источник энергии иссяк.
– Пришла домой, – сказала она.
Не спросила – удостоверила факт прибытия, будто печатью опечатала. И она совсем не устала, дышит нормально. Наверное, и пульс у нее в полном порядке. Только руки немного дрожат, видимо, устали нести в себе груз прожитых лет, нахватались всякой всячины.
