Интересно, как Лео воспримет мое сообщение: будет он огорчен, разочарован или останется равнодушным? В любом случае, думаю, он удивится, осознав, что его чары, некогда столь сильные, больше на меня не действуют. Впрочем, он наверняка найдет кого-нибудь, чтобы выполнить этот потрясающий заказ. А я буду продолжать спокойно жить с мыслью, что могла бы сделать фотопортрет самого Дрейка Уоттерса. Я улыбаюсь, осознавая свою моральную правоту и восхищаясь собственной силой духа, и, несмотря на полное отсутствие голоса, радостно исполняю припев все той же песни «Перекрестки» (уж очень он тут уместен): «Ночь растает без следа — я исчезну навсегда-да-да!»
Незаметно проходят день за днем. Я, как обычно, хожу на работу, и мысли о Лео все реже посещают меня. Иногда даже кажется, что файл с его именем вот-вот сотрется в моей памяти. В один из таких дней я сижу в своей лаборатории на пятом этаже промышленного склада на углу Двадцать четвертой улицы и Десятой авеню. Вместе со мной это помещение арендуют Джулиан и Сабина, фотографы, работающие в тандеме, и Оскар, полиграфист, издающий брошюры по искусству и охране природы. Мы вчетвером проработали в этом довольно скромно обставленном офисе уже два года и успели подружиться.
Худощавая и бледная Сабина, несмотря на анемичную внешность, довольно темпераментна и болтлива. По разговорчивости она здесь уступает разве что радио Би-би-си, которое Оскар всегда включает на такую громкость, что звук слышно, но их слов ни за что не разобрать. Сегодня Сабина рассказывает про последнюю выходку своих детей-тройняшек: они бросили в унитаз коллекцию старинных запонок ее мужа. Запонки застряли в трубе, водой залило лестницу и квартиру внизу. Рассказывая о своих приключениях, Сабина весело хохочет, потому что, по ее словам, «ничего другого ей просто не остается». Лично мне кажется, на самом деле Сабине по душе вся эта история, ведь она то и дело жалуется, что ее муж — редкий скряга. Мне нравится слушать болтовню Сабины, особенно когда я работаю над каким-нибудь несложным и не слишком интересным проектом, вот как сейчас. Если конкретно, то я занимаюсь тем, что затушевываю прыщи на лице подростка скейтбордиста, облагораживая его фото для рекламы студии звукозаписи.
— Ребята, как вы думаете, не подкорректировать ли мне этому малышу подбородок? — обращаюсь я к присутствующим.
Оскар, сдержанный британец с легким намеком на юмор, на миг отвлекается от работы, бросает беглый взгляд на снимок и тут же возвращается к своим ящичкам с сурьминисто-свинцовыми литерами в деревянных рамках. С утра я немного постояла у него за спиной, полюбовалась его работой и выяснила, что сейчас он верстает книгу о каком-то художнике, используя любимый викторианский шрифт. Обожаю смотреть, как трудится Оскар: может, потому, что его занятие совсем не похоже на мое, а может, потому, что оно несколько экзотично и старомодно.
— Оставь ребенка в покое! — требует Оскар.
Сам он в это время готовит бумагу к печати, возится у станка и недовольно бормочет что-то про «псевдопластическую цифровую хирургию».
— Вот именно, Эллен, хватит по пустякам придираться к человеку! — вторит Оскару Джулиан, вернувшийся с очередного перекура, словно это не он буквально вчера занимался цифровым облагораживанием бедер дюжины худосочных моделей.
Я весело отвечаю:
— Так и быть.
Из трех соседей по офису больше всего мне нравится Джулиан — по крайней мере, у нас с ним много общего, почти ровесники, его спутница жизни — энергичная нерадостная девушка по имени Хиллари — тоже юрист, как и мой Энди.
Сабина кричит, чтобы я не слушала Джулиана, и спешит лично составить мнение о снимке. Она сегодня отлично выглядит: в узких синих джинсах, порванных на правом колене, с распущенными длинными волосами, уложенными в стиле шестидесятых. Она извиняется за то, что за обедом ела чеснок, придумывая какие-то нелепые оправдания вроде недостатка острого в организме, и принимается рассматривать фотографию.
— Вот здесь отлично получилась тонировка, — говорит Сабина, указывая на правый верхний угол снимка.
Я всегда считала тонировку одним из своих слабых мест, и потому слышать похвалу вдвойне приятно.
— Спасибо, — отвечаю я. — А как насчет подбородка?
Сабина всматривается в изображение и заявляет:
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но мне кажется с таким подбородком круче… Реклама предусматривает его крутизну?
Я киваю:
— Судя по названию компании — «Чемпионские поп-хиты», — это как раз то, что надо.
Сабина возвращает мне фото и дает еще один совет:
— А вот нос я бы, пожалуй, сделала поменьше. Из-под этого шнобеля скошенного подбородка почти не видать. Кстати, ты замечала, как часто огромные носяры соседствуют со скошенными подбородками? Интересно почему?
Сабина не успевает развить свою теорию на этот счет, потому что у меня звонит телефон.
— Секундочку, — прерываю я коллегу, думая, что, наверное, это Марго, которая пыталась связаться со мной уже трижды за последний час. Однако это Синтия, мой агент.
— Сядь, а то упадешь от радости, — громко, почти истерично кричит она. — У меня для тебя такой заказ! До сих пор не могу поверить!
У меня тут же мелькает мысль о Лео, но я выслушиваю новость целиком.
— Только представь, мне звонили из журнала «Платформа»! — вопит Синтия. — Они хотят, чтобы ты сфотографировала Дрейка Уоттерса для обложки их апрельского выпуска!
— Замечательно, — отвечаю я.
Самые разные чувства переполняют меня. В первую очередь, я не могу поверить, что Лео все-таки провернул это дело, хотя я, конечно, сама виновата — с моей стороны было очень неосторожно сообщить, что у меня есть агент. Но если честно, я не думала, что Лео настолько бескорыстен. Мне казалось — пожалуй, мне даже хотелось верить, — что портрет Дрейка был всего лишь предлогом для возобновления отношений. Теперь его поступок, если не он сам, предстает в ином свете. Ярче, пожалуй, только ослепительно радужная перспектива сфотографировать своего давнего кумира.
— Замечательно? И только-то? — возмущается Синтия.
— Суперпотрясающе! — улыбаюсь я.
Сабина смотрит на меня с любопытством и нетерпеливо шепчет:
— Ну что там? Что?
Я пишу на листке бумаги: «”Платформа”, Дрейк Уоттерс». Сначала у Сабины от удивления округляются глаза, а потом она, дурачась, пускается в пляс от радости и несется к Джулиану поделиться новостью. Он тоже изумленно улыбается и корчит мне рожу. Мы не конкурируем между собой, но, будучи коллегами, ведем счет победам друг друга. Раньше у Джулиана и Сабины было существенное преимущество: они снимали для женского журнала «Редбук» ведущую Кэти Курик в ее загородном поместье в Хэмптоне. Еще до женитьбы на Хиллари Джулиан постоянно работал в Хэмптоне, но семейная жизнь заставила его устроиться в Нью-Йорке.
