— Дик, я…
— Тихо! А то поцелую! Вот, значит. Потом жизнь преподносит тебе сюрприз. Согласен, можно бы и полегче, но сие от нас не зависит. И ты испугалась. Нет больше правил, нет твоего привычного мира, нет обязанностей. Есть что-то другое. Что-то, заставляющее тебя без раздумий и колебаний отдаваться малознакомому парню на необитаемом острове, что-то, позволяющее ему поверить и доверить себя и свою жизнь. Это называется чувство, Конни.
— То есть, пока я жила разумом, я была полной дурой, а как только стала жить чувствами…
— Ты максималистка. Все было не так. Сегодня утром разум вступил во взаимодействие с чувствами. Ты надулась, отвернулась, устыдилась и решила вернуться в привычную колею, но не тут-то было. Теперь ты знаешь, каково это — отдаваться чувствам, не думая.
— И что делать?
— Учиться. И та, и другая крайность плохи. Разум сушит, а чувства… ну, в самом деле, нельзя же торчать на этом острове голышом всю жизнь. Мы же не макаки, чтобы есть, спать и заниматься любовью. Мы люди. Мы должны выбираться.
— Как?
— Еще не придумал. Я придумаю. А пока предлагаю немножечко пожить чувствами.
— Дик…
— Ммм…
— А что будет… потом?
— Я тебе уже все рассказал. Не хочешь — не верь. Иди сюда.
— Дик…
— Я тебя люблю, Конни. Оказывается, это действительно просто…
К вечеру они разожгли громадный костер. Конни таскала тонкие ветки и высохшие пучки водорослей, Дик — целые бревна из завалов. Пламя гудело, жар вокруг костра стоял невыносимый. Зато никакого холода.
Аппетита у Конни не было совсем никакого, она еле заставила себя проглотить печеных мидий, потом побледнела, поскучнела, и ее вырвало. Дик немедленно помрачнел, напоил ее водой и принялся устраивать ей ложе из веток и листвы.
Босые ноги девушки он прикопал теплым песком, закутал, как смог, остатками своей рубахи хрупкие плечи, сбегал к костру подбросить дров и вернулся. Лег рядом, обнял Конни, прижал к себе, баюкая. Девушка медленно наливалась сухим, страшным жаром. Дику хотелось кричать от отчаяния.
Она молодчина, выдержала столько времени. Конечно, надо было этого ожидать. Перегрев на солнце, холодные ночи, неизвестно что ели, пили грязную воду… Бедная, бедная птица Конни. Горит костер, горит его Конни. Жар душит девушку, выматывает, забирает все силы…
Потом ее стал бить озноб, и Дик перетащил лежанку ближе к чудовищному костру. Ему самому было нечем дышать, а Конни все не могла согреться.
Дик Джордан упорно гнал от себя одну очень неприятную мысль.
Если за четверо суток спасатели так и не пролетели над островами Эксума, с какой стати им прилетать на пятые сутки?
Спасатели к тому времени обшарили восемь из десяти заслуживающих внимания островов Эксума и возвратились на базу в Тампе. Уже глухой ночью раздался звонок. Звонили из полицейского участка на острове Рам.
— Тампа? У нас тут сидит один дедок из местных. Рыбак, Антонио Серехильо.
— Очень интересно. Передайте ему привет.
— Погодите. Он говорит, что видел огонь на одном из островов Эксума.
— Повторите. На каком острове?
— Он не может сказать. Это остров без названия, он очень маленький.
— Чего ж он к нему не сплавал?
— У него полная лодка макрели и нет лицензии на отлов. Он не хотел приходить к нам, но потом передумал. Тампа, у вас есть возможность слетать прямо сейчас?
— Высылаем вертолет. Давайте примерные координаты.
— Значит, так, квадрат альфа три, двадцать пять градусов…
К утру костер догорел, но Конни лучше не стало. Дик баюкал ее на руках, в отчаянии вглядываясь в стремительно светлеющее небо.
Конни плыла по багровой реке, вся в отблесках пламени. От огня шел жар, было душно и трудно дышать, но что-то держало ее на плаву, не давало сгореть без остатка в убийственно горячей пучине…
Профессор Малколм смотрит печально и укоризненно. У вас же диплом на носу, мисс Шелтон. Как не стыдно гореть перед защитой. Все зубры соберутся. И лоси, и белки, и зайцы…
Рокси будет вне себя из-за чемодана. Чемодан сгорел первым, Рокси, прости. Потом сгорела я. Жаль, так и не побывала на Багамах. Зато больше никогда в жизни не буду делать депиляцию воском…
Жарко, жарко, жарко мне! Дик… Где Дик, почему он не летит ко мне. Он прилетит на самолете, поднимет над багровой рекой, увезет, защитит, спасет… Почему же он пропал. Дик, я люблю тебя…
А диплом я выброшу в пропасть. Мерзкий, глупый, напыщенный диплом одной дуры, которая захотела разобрать по косточкам великую тайну… Это все комплексы. Социализация патологизации… канализация… рекреация… релаксация… релаксация…
Здоровый сон после обеда. Рокси. Мой дом.
Мой дом не там. Я хочу к Дику.
Уберите этого проклятого шмеля! Пусть перестанет жужжать…
Дик…
Вертолет завис над белым пляжем, вздымая вихри песка. По сброшенной веревочной лестнице ловко спустились трое дюжих мужчин, подбежали к сидевшему на песке рыжему парню, укачивавшему на руках мечущуюся в беспамятстве полуобнаженную девушку. Один из мужчин крикнул, улыбаясь во весь рот:
— Ну ты и везунок, Рыжий! Живой!
— Помогите ей. У нее жар.
— Давай ее сюда. Теперь все будет нормально. Самолет…
— Сгорел. Долго же вы летели.
— Скажи спасибо Дону Мартинесу.
— Я ему яйца оторву.
— Зря. Это он про тебя рассказал. Мы уже закончили поиски.
— Это чтоб Мартинес? Сам? Без надежды на навар?
— Злой ты, Рыжий. Подымайся потихонечку. Ничего, старый Босуорт вас на ноги поставит…
Вертолет взмыл над островком, сделал прощальный круг и улетел в рассвет.
Конни медленно возвращалась. Было уже не так жарко, даже, пожалуй, прохладно. Еще было очень приятно… всему телу. Тело было легким, почти невесомым.
Аромат цветов, незнакомый, но очень приятный. Рокот прибоя, далекий, сдержанный. Тоже приятный.
Она осторожно приоткрыла глаза, ожидая увидеть знакомый пейзаж — и тут же вытаращила их во всю ширь.
Пейзаж разительно поменялся. Собственно, он и пейзажем уже быть перестал. Конни Шелтон лежала на широченной мягкой кровати, под белым легким покрывалом, голова ее покоилась на настоящих подушках, а вокруг — вокруг была нормальная человеческая комната. Стены, обшитые светлым деревом, несколько изящных гравюр. Белая тумбочка у кровати, белый столик у стены напротив. На столе ваза с цветами. Никаких ярких оттенков, только белое, кремовое, желтое…
Окно во всю стену. Может быть, оно же и дверь. Кисейные занавеси колышутся от легкого ветерка. За кисеей — изумрудная зелень и бирюза неба. Красота.
