Мэгги промокнула глаза и высморкнулась.
— А как это?
Сестра Блэшфорд улыбнулась.
— Сейчас объясню.
На следующий день Рини и Дорри посадили Мэгги в «моррис» сестры Блэшфорд и простились с ней.
— Сколько она тебе отвалила? — спросила Дорри, когда они вернулись в дом.
Рини сунула руку в карман передника и вытащила пять хрустящих пятифунтовых бумажек.
— Черт возьми, неплохо!
— А если я ей еще кого-нибудь подкину, даст еще больше.
— Хлебное, видать, дело.
— Можешь не сомневаться. Энни посвятила меня в ее тайны. У этой бабенки всегда в работе три девчонки. Она предоставляет им стол и кров, следит за рационом, витаминами, отдыхом, а когда появляется маленький, его тут же передают какой-нибудь бездетной паре. У которой, конечно, деньжата водятся. Мать своего ребенка не видит ни разу, чтобы потом никаких слез. Будто тяжелый сон стряхнула. Как выражается эта дамочка, «у матери не возникает физически реального образа» — и никаких проблем. А приемные родители подбираются из тех, кому официальные органы отказали — либо из-за возраста, либо еще почему. Словом, все делается шито-крыто, никто лишних вопросов не задает.
— А кто сколько получает?
— Насчет этого она держит язык за зубами, но я думаю, ей достается немалый куш. Сотни фунтов. Последние два месяца перед родами она содержит девочек за свой счет, они не работают и готовятся к родам.
— Она профессиональная сестра?
— Да. И акушерка. Я сама видела у нее на карточке. Она почти все делает сама, но у нее есть еще несколько доверенных людей, которых она привлекает, если понадобится. Все, конечно, тайком. А потом девчонке суют какие-нибудь жалкие гроши и выставляют за дверь: ступай, куда хочешь.
— Да, у нее все отлажено, — задумчиво заметила Дорри и спросила: — А сколько она Мэгги отстегнет?
— Из нее не вытянешь. Но раз уж мне отвалила четвертак только за наводку, ей-то, наверно, побольше перепадет. Не меньше сотни, думаю.
— Сотня! — Дорри чуть не задохнулась от зависти. — Вот так гроши! Мне бы так подфартило!
Да, правду говорят, подумала она, выходя запереть входную дверь, что деньги любые слезы осушат. Интересно, удастся ли Мэгги выйти в артистки? Если силы воли хватит, пожалуй что, и выйдет. Хотя, как говорила наша мамочка, одно дело — чего хочешь, другое — что получишь…
Но Мэгги пока что получила то, чего хотела: нашелся человек, который готов был освободить ее от кошмара. Теперь у нее будет надежное место, где за ней приглядят и не оставят один на один с «этим». Жаль, что нельзя было немедленно избавиться от «этого», но спасибо и за то, что сестра Блэшфорд позаботится, чтобы никаких следов этой ужасной беды не осталось. Как же она ненавидела этого безликого негодяя, который сотворил с ней такое! Она ненавидела его с кипящей, но бессильной яростью и рисовала себе жуткие картины наказаний, которые должны были бы его постичь — хоть бы его повесили, четвертовали, отрезали ему его мерзкие яйца и в пасть запихнули!
То, что росло и развивалось в ней день ото дня, было ей враждебно. «Это» не имело к ней никакого отношения. Она же не хотела, чтобы так случилось, никто ведь ее не спрашивал, и как только она от «этого» освободится, будет рада отдать «это» в чужие руки, чтобы никогда больше не видеть. Как только «это» уйдет из меня, уйдет и из моей жизни. Навсегда.
Надо подождать шесть месяцев, думала она по дороге в Брикстон, куда везла ее сестра Блэшфорд. Уж как-нибудь переживем. Если шестнадцать лет сумела прожить в оболочке Мэри Маргарет Хорсфилд, то проживешь и эти полгода. Надо только представить, что играешь роль, что это пьеса, на участие в которой у тебя заключен длительный контракт. Надо отстраниться, смотреть на все со стороны, как привыкла поступать в Йетли. Присутствовать, но не участвовать. Быть самой по себе.
Дом номер 17 по Пемберли-клоуз был построен в начале девятнадцатого века, когда Брикстон был еще деревушкой, и стоял в тупичке в пяти минутах ходьбы от железнодорожной станции. Он остался единственным уцелевшим в округе после бомбежки. Теперь на месте домов были маленькие огородики с сарайчиками или тепличками, которые расплодились во время войны.
— Всегда свежие овощи под рукой, — пояснила сестра Блэшфорд, — очень удобно было, но теперь этому скоро конец. Городской совет принял решение строить здесь жилой квартал. — Она дернула плечом: — Вот жуть-то будет!
Свежевыкрашенная блестящая черная дверь с отполированной медной ручкой отворилась. На пороге стояла молоденькая девушка с большим животом. Она была невысокая, с каштановыми волосами, румяными щечками и милой улыбкой. И на вид очень робкая.
— Привет, — сказала она. — Я Тельма.
— А это Мэри Маргарет, — представила сестра Блэшфорд. — Можно для краткости просто Мэри.
Мэгги решила, что в Брикстоне никто не должен знать про Мэгги Кендал. Если какой-нибудь будущий биограф станет разузнавать про начало жизненного пути знаменитой актрисы, сюда ему ходу быть не должно. Поэтому она назвалась своим прежним именем и, тепло улыбнувшись Тельме, сказала приветливо: «Привет!»
Они вошли в высокую квадратную прихожую, из которой крытая красным ковром лестница вела наверх.
— Эта дверь ведет в рабочую комнату, там — комната отдыха, а в конце коридора моя гостиная. Стеклянная дверь — в подвал.
Сестра Блэшфорд повела ее наверх. Мэгги бросились в глаза зеркально отполированные перила. Интересно, кто это их так начищает, подумала она.
— Здесь моя спальня и ванная, — сказала сестра Блэшфорд, преодолев один пролет лестниц. — А это ваша ванная и туалет, — сказала она, поднявшись выше. — И прошу не путать — это негигиенично. А вот здесь ты будешь жить с Тельмой и Пэт.
Комната была квадратная, светлая, оклеенная веселенькими обоями. На окнах красивые занавески под цвет обоев. В комнате было тихо, дом стоял вдалеке от дороги. Три кровати с покрывалами, на полу розовый ковер. У изголовья каждой кровати тумбочка с настольной лампой. Возле окна стоял громоздкий шкаф, рядом трюмо. Мэри здесь понравилось. По сравнению с обшарпанным жилищем Уилкинсонов тут было просто роскошно.
— Твоя кровать у того окна, — сказала сестра Блэшфорд. Мэри почувствовала себя уютно и спокойно. А тут совсем не так плохо!
— Нижний ящик шкафа свободен. Тут все уместится. Разбери свои вещи и спускайся вниз, выпьем чаю, и я тебе расскажу, как мы тут живем. Кухня в подвале.
Оставшись одна, Мэри присела на кровать. Она была жестковата, но вполне удобна. Тумбочка запиралась на ключ. Здесь уважали право на личную жизнь. Мэри выложила в ящик, проложенный душистой вощеной бумагой, свое белье, недавно купленное в универмаге «Макс и Спенсер», повесила на плечики халат, миленький, но не такой шикарный, как чей-то висевший рядом — из черного бархата с золотой отделкой. Да, кто-то тут обзавелся роскошным гардеробом. Кроме халата, в шкафу висели элегантные блузки, несколько пар брюк ярко-розового, зеленого, черного и белого цветов, алое пальто с меховым воротником. Это, наверно, вещи Пэт, они висели подальше от других, попроще голубого платья, простых темных юбок, синего шерстяного костюмчика, явно принадлежавших Тельме.
