Прозвучавшая в его голосе тревога заставила ее быстро взглянуть на него.
— Какие-то проблемы?
— Нет, — начал он, затем кивнул. — Да, — признался он.
— Это касается контракта с DaBoyz? — предположила она.
— О, нет. Здесь все нормально.
DaBoyz была молодежной группой, практически ничем не отличающейся от многих других, работающих в этой же манере, но они надеялись раскрутиться с помощью видеорекламы. Для создания двух рекламных роликов для ее агентства Стефани направила в R&K Productions менеджера группы.
— С этим контрактом нет никаких проблем. На прошлой неделе я встречался с менеджером группы. Им понравились наши предложения, и думаю, в начале года мы начнем снимать.
— Замечательно. Тогда в чем проблема? — спросила Морин. — Ты же понимаешь, стоит только раз снять клип и запустить его на телевидении, мы сможем делать и другим клипы. А там сейчас крутятся поистине большие деньги.
— Я это знаю. Я думаю, нам удастся заполучить рекламу для «Рено»; сейчас я готовлю почву для участия в предстоящей кампании пива «Гинесс». Мне кажется, что у нас довольно хорошие перспективы.
— Тогда я не понимаю, в чем же все-таки проблема? — удивилась Морин.
— Недавно я разговаривал со Стефани. Очевидно, она больше не сможет подбрасывать нам работу. Уже пошли разговоры, почему нашей компании достается так много выгодных контрактов… и у нее был неприятный разговор с ее боссом, Флинтоффом. Я думаю, он просто запретил ей давать нам работу.
Сидя в плетеном кресле, Морин неторопливо пила чай, но после слов Роберта она удивленно уставилась на него через край ярко раскрашенной чашки.
— Я знаю Чарльза Флинтоффа, и знаю его достаточно хорошо. Я могла бы с ним поговорить.
— Нет. Лучше этого не делать. Во всяком случае, не сейчас.
— Роберт, ты чего-то не договариваешь.
Он сделал еще один глоток и, изобразив на лице недовольство, добавил еще один кусочек сахара.
— Я хочу тебе сказать о том, что у меня… что у меня какое-то время были отношения со Стефани Берроуз. У нас был роман. Это была одна из причин, благодаря которой у нас были эти контракты. Многие стали это замечать, пошли разговоры… А тут еще Чарльз Флинтофф узнал о наших отношениях.
Признавшись Морин в том, что его так давно мучило, он сразу почувствовал, как ушло напряжение и ему стало легче. Вне всякого сомнения, те, кто утверждал, что признание облегчает душу, были правы. Не зная, как Морин отнесется к его словам, он продолжал сидеть, боясь поднять на нее глаза. Но Морин была не из тех, чье имя ни разу не мелькало в колонке сплетен воскресных газет: у нее были романы с несколькими начинающими политиками и одним телевизионным актером, ставшим позже очень популярным. Когда повисшее молчание стало невыносимым, Роберт не выдержал:
— Скажи хоть что-нибудь.
— Что сказать? Ты не сказал мне ничего нового.
— Ты знала!
— Да, я знаю об этом уже около года.
В этот момент Роберт напоминал выброшенную из воды рыбу: он смотрел на Морин не моргая; его рот то закрывался, то открывался вновь, как будто ему не хватало воздуха и он задыхался. Но ведь он всегда был так осторожен.
— И ты мне ничего не сказала?!
Морин холодно улыбнулась:
— Что ты ожидал от меня услышать? Роберт, ты довольно взрослый мальчик. Если ты решаешь завести роман, я думаю, ты отдаешь отчет в том, что в один прекрасный день придет час расплаты. И я даже осмелюсь предположить, что ты рассказал это сейчас лишь только потому, что обо всем стало известно Кейти.
Роберт кивнул, понимая, что отрицать бессмысленно.
— А ты знаешь, что она была у меня в прошлое воскресенье?
— Да, она говорила мне об этом. Но я полагал, что это был просто визит вежливости.
— Так вот, она мне прямо сказала о своих подозрениях, что между тобой и Стефани Берроуз роман.
— И ты все подтвердила! — сказал Роберт, в голосе которого слышалось возмущение.
— Она сказала, — твердым голосом продолжала Морин, — что только что была в офисе, где просматривала номера телефонных звонков.
В глазах Роберта появился ужас.
— Она просматривала телефонные счета… зачем? — прошептал он.
— Я думаю, она искала доказательства. И она их нашла. Она обнаружила, что первый звонок, который ты делал, приходя на работу, и последний — поздно вечером — ты делал по одному и тому же номеру. Не знаю, как ей удалось выяснить, что это номер Стефани, — возможно, она по нему позвонила. Телефонные счета явились последним доказательством, которое ей было необходимо. — Поставив чашку на стол, Морин пожала плечами. — Тебе, Роберт Уокер, наверное, хотелось бы думать, что ты самый умный; но я должна тебя огорчить: Кейти умнее, гораздо умнее тебя. Ты здорово ошибался, недооценивая ее. А тебя сгубила примитивная жадность.
— Жадность? — почувствовав, что он не может глотать из-за сухости во рту, сделал из чашки глоток. Как долго Кейти продолжала за ним следить? Мысль о том, что кто-то за ним следил, контролировал каждое его движение, вызвала у него чувство неловкости, почти физическую тошноту.
— Да, жадность, — сказала Морин. — Почему бы тебе не пользоваться телефоном-автоматом? Нет ни счетов, ни каких-либо других свидетельств. Но ведь ты же хотел, чтобы твои звонки списывались на счет служебных расходов.
— Я никогда об этом не думал… — тихо сказал он.
— Итак, сейчас Кейти все знает… Я поняла, что она тебе сама об этом сказала.
— Я встретил ее… и Стефани, — добавил он мрачно.
Морин выпрямилась в кресле.
— Вдвоем? Вместе?
— Кейти поехала к Стефани домой, чтобы все выяснить.
— Какой же решительностью надо обладать, чтобы пойти на это, — чуть слышно сказала Морин.
— Когда я пришел, Кейти уже была там. Я пришел к Стефани, чтобы поздравить ее с Рождеством. Там было… Все было так ужасно. Я… я до сих пор не могу объяснить, что там произошло, — Стефани поступила со мной как с вещью, которая стала ей не нужна и которую она решила вернуть прежней хозяйке.
— Но почему она сделала это?
— Потому что Кейти сказала, что любит меня.
— Неужели ты в этом сомневался?
— Я был уверен, что Кейти давно уже меня разлюбила. — Роберт почувствовал, что у него не хватает смелости посмотреть Морин в глаза. — Я думаю, что только по этой причине я позволил нашим отношениям со Стефани начаться. Кейти уже давно от меня отдалилась. Ее интересуют только дети; ни я, ни моя работа ей не нужны. Я… я был так одинок. Поэтому и появилась Стефани.
В жизни Морин было три продолжительных романа. И ни разу, уже в самом начале своих отношений, она не позволяла себе надеяться на то, что ради нее мужчина оставит свою жену. И, если говорить честно, она этого и не хотела. Прекрасно сознавая, что отношения между мужчиной и женщиной строятся не на одном взаимном сексуальном влечении, она была готова к тому, что ей придется выслушивать их жалобы, проявлять интерес к их работе и жизни. И хотя все ее мужчины были женаты, каждый из них чувствовал себя в душе одиноким.
