Ракитянский помог ей надеть пальто. Проводил до машины, открыл дверь. «Чтобы удостовериться, что я уехала и больше под ногами не буду мешаться» — мелькнуло у Вари в голове. И тут за плечом Славика появилась мрачная тень.
— Рося, принимай командование парадом.
Ростислав ошарашено обернулся и уставился на друга.
— В смысле?
— В прямом. Заколебался я уже. Там все равно все уже пьяные, и всем весело. Вот так и держать. А я поеду. С Варей.
Ракета растерянно кивнул и отступил в сторону. В машину Варвара и Тихон сели в молчании. Просторный седан мягко тронулся с места.
— Слушай… А ты этот букет… на заказ где-то… да?
— Да.
— Скажешь, у кого? Я повторно закажу такой же.
— Такой же уже не получится, — тихо ответила Варя. — Это же искусство, Тихон Аристархович. Оно уникально. Неповторимо.
На это Тин ничего не ответил.
А у подъезда Вариного дома у них случился скандал. Потому что Тихон Аристархович выказал намерение отпустить машину, а Варя заявила, что она его на порог не пустит. К тому моменту она в полной мере осознала, насколько сильно он пьян. Просто в дым. Примерно в таком же состоянии, как в их первую встречу. Это было… полгода назад? Да, Тихон, похоже, пьет редко, но метко.
— Езжай домой, я тебе серьезно говорю!
— Не хочу домой. Хочу к тебе. Тебя хочу, — прижимает к себе, шепчет на ухо, обжигая горячим дыханием и парами алкоголя.
Ага, как же! Он пьяный, неадекватный и ему хочется дать в лоб.
— Вали домой, Тихий. Тебе сегодня не дадут.
— Почему? Тебе же хорошо со мной.
— Мне с тобой хорошо, когда ты трезвый! — теряет терпение Варя.
— Не любишь ты меня, — горестно вздыхает он. Демонстративно надувает губы, по которым срочно хочется треснуть. Детский сад!
— Да за что тебя любить, алкоголик несчастный! Все, Тихон, марш в машину.
— Злая Варька… — бормочет он.
Терпение рассыпается окончательно, она хватает его за руку и тащит к машине. Тихий не сопротивляется — и то хлеб. Потому что если бы он уперся — силой она бы его с места не сдвинула, несопоставимые росто-весовые показатели.
— Домой. Спать! — сдавая Тихого на руки водителя.
— Не любишь ты меня… — еще раз трагически бормочет он, неловко садясь в машину.
Нет, не детский сад. Ясли!
Варя успела переодеться. Снять макияж. Сходить в душ. И потом смутное беспокойство все-таки прорвалось. Надо было Тихона у себя оставить. Ну и что, что пьяный. Даже если бы приставать всерьез стал — не убыло бы с нее, перетерпела бы. Ведь знает, на что способен Тихий в таком состоянии — тонкий шрам по линии челюсти тому свидетель. И видимо, не только этот шрам. Вот вляпается же во что-нибудь. Как пить дать вляпается! Зачем она его отпустила? Почему выгнала? Лучше бы пусть здесь был. Пусть бы храпел пьяный. Пусть. Зато она бы точно знала, что с ним все в порядке. А теперь сиди и мучайся неизвестностью. Нет, сил нет. Схватила телефон. Длинные гудки болезненно долгие. И, наконец, хриплый голос в трубке. Даже не голос — сонное, невнятное и вопросительное:
— Ммм?..
— Ты где?!
— А ты кто?
— Тихий!
— Ой, Варя, не кричи так… — простонал он.
— Где ты? — и в самом деле, чего она орет?
— Дома… кажется.
— Один?
— Вроде.
— Тихон!
— Не кричи! Щас, свет включу… — мычит неразборчиво он. — Дома я, да. Один. — И, после паузы. — Пацаны на улице остались.
Ее только-только наметившееся спокойствие испаряется.
— Какие пацаны?! — ведь он же уехал с водителем?!
— Да местные какие-то, — зевает Тихон.
— Что им от тебя нужно было? — уже, кажется, догадываясь об ответе. И холодея.
— О высоком поговорить.
— Тиша…
— Ну и заодно телефон, бумажник и часы отжать — это уж как водится.
— Ты… — ей становится по-настоящему страшно. — Что с тобой?! Тебя… избили?!
— Вот еще! — фыркает он. — Что ты обо мне так плохо думаешь? Я не мальчик для битья. Но поскандалили чуток…
Благоразумие исчезает. Все исчезает. Дурацкий и неправильный страх затмевает все. Ей надо точно знать, что с ним!
— Я сейчас приеду к тебе!
— Вааарь… — сквозь зевоту мычит он. — Я про секс пошутил. Я сейчас в состоянии нестояния. Давай завтра. Оформлю тебе десерт по полной программе.
Что?! Кто про что, а вшивый про баню!
— Тихий! — и тут в голову прорывается все-таки здравая мысль. — Пришли мне свою фотографию. Сейчас же!
— Без трусов?
— Плевать! В трусах, без трусов! Чтобы лицо было видно!
Он без предупреждения отключается. Варя смотрит на телефон. Только попробуй заснуть, сволочь, не прислав мне фото! Мобильный пиликает. На экране красуется фото расстегнутой ширинки, в развале которой виднеется какое-то цветастенькое белье — все, как любит Тихий.
Вот напрасно ты меня злишь. Варвару трясет от странного коктейля — страха за него и злости — на него же. Быстро набирает сообщение.
Варя: Я беру скалку и выезжаю!
Вместо ответа приходит еще одно фото. Тин жмурится на свет вспышки. Лежит на кровати. Его кровать. Его комната. Варя внимательно вглядывается в фото. Следы побоев отсутствуют. Просто помятая рожа. Выдыхает облегченно.
Варя: Ты почему одетый спать лег?
Тихон: Мы устали.
Варя: Кто это — мы?
Тихон: Ручки, ножки и хвостик.
Смешок, сорвавшийся с ее губ — это от нервов.
Варя: Ты где местных гопников нашел?
Тихон: Они сами меня нашли.
Варя: Где?! Ты же уехал с водителем!
Тихон: Мне захотелось прогуляться.
А Варе захотелось застонать. Вот так она и знала. Что вляпается этот любитель острых ощущений. Надо было его домой тащить!
Варя: Как удалось отбиться?
Тихон: Силы были неравны. Но я честно предупредил, что несколько рук, ног и носов я успею сломать, прежде чем меня завалят и запинают. А потом предложил компромисс.
Варя: Какой?
Тихон: Им — часы и пальто, мне — мобильный и кошелек. Пацаны посовещались и решили, что сделка выгодная. На том и разошлись.
Варя обнимает себя и только тут чувствует, какие у нее ледяные руки. И это после горячего душа.
Варя: Тихий, ты придурок.
Тихон: А ты — ведьма, Самойлова.
Варя смотрит на сообщение, приоткрыв рот. А потом улыбается. Он в первый раз назвал ее по фамилии. Да не просто по фамилии — ведьмой обозвал. Но ей отчего-то хочется улыбаться. Ей это кажется каким-то очень доверительным. И как же хорошо, что с ним все в порядке, и он дома — пусть и без часов и пальто.
Это верх идиотизма — беспокоиться за двухметровую детину с наглым нравом и разрядом по греко-римской борьбе. Ведь как-то прожил он первые тридцать лет жизни без ее опеки. Вроде, неплохо прожил. Правда, шрамов нажил, но в целом — целым и невредимым подошел к тридцатнику Тихон Аристархович. Чего за него беспокоиться? Это глупо.
