Колиных снимков в телефоне оказалось не меньше моих: не таких откровенных, но достаточных для того, чтобы я зависала над каждым изображением в паузах между нашими сообщениями. Увеличивала в размере и вглядывалась в каждую деталь, вбивая в память его портрет, отпечатывая где-то глубоко в подкорке.
«Еще немного, и я взорвусь»
Воображение дорисовывало то, что мы не произносили вслух и не писали друг другу. Под утро мы прощание затянулось на сорок минут. Я была не в силах отложить в сторону телефон, тоже самое происходило и с ним, и когда буквы стали сливаться в нечитаемый текст, в ход пошли голосовые сообщения.
С его-то голосом, - бархатным! - с интонациями, проникающими глубоко под кожу, это оказалось еще горячее полуобнаженных снимков и сообщений с намеками.
Всего пара фраз, но этого оказалось достаточно, чтобы потерять остатки сна.
«Спокойной ночи», - последнее из наших сообщений, написанных в шесть утра. Спать ложиться уже поздно, и если я не хочу опоздать на работу, то пора вставать и собираться.
Я закрыла глаза и подумала: а что, если прогулять?
Один-единственный день остаться наедине с собственными мыслями. Притвориться больной – чего я, собственно, никогда не делала, из-за повышенной ответственности и честности.
Но если откровенно, то сегодня я никакой работник. Внутри меня зашкаливали эндорфины, заставляя улыбаться без остановки, и блаженное выражение не желало сходить с лица.
На то, чтобы решиться, потребовалось не так много сил.
Ночью я побыла в роли плохой девочки, поэтому с легкостью набрала сообщение Розе о том, что чувствую себя неважно.
Ее не было в онлайне, и я быстро вышла из мессенджера, пока она не начала требовать от меня немедленного ответа на вчерашний вопрос.
После произошедшего я точно не смогу сделать ничего плохого Коле, но начальнице об этом знать совсем не обязательно.
Распахнув окно и еще раз убедившись, что дверь в комнату все еще закрыта от брата, я снова нырнула в кровать, блаженно вытягиваясь.
Казалось, что сна нет ни в одном глазу, но стоило мне только прикрыть глаза, как я провалилась в глубокий сон.
Встала я в три, в приподнятом настроении и выспавшейся.
Когда я испытывала подобное чувство? Лет в десять, по выходным, когда можно было натолкнуться на утренние мультики, лежать в кровати и до обеда не чистить зубы и не расчёсывать лохматые волосы, выбившиеся из туго сплетенной косы?
Первым делом я сразу протянула руку к телефону: столько сообщений, столько пропущенных, но разбираться в них я не стала, выделяя только одного абонента. Остальные все подождут, за один день мир без меня не перевернется, не встанет с ног на голову.
«Как спалось, Маша?»
И еще через полчаса:
«Надеюсь, ты не решила сбежать от меня в другую страну после всего, что было у нас ночью»
Два сообщения, заставивших губы снова растянуться в глупой улыбке.
«Я прогуляла работу и выспалась»
«Ты понимаешь, что я теперь должен тебя наказать, как начальник?»
Пока я раздумывала, что ответить, Коля позвонил сам:
- И я уже придумал наказание, - произнес своим фирменным голосом, от которого я готова была распасться на атомы.
- И какое же?
- Скоро узнаешь, - пообещал он, - маленькая прогульщица. Ты сейчас дома?
- Да, пытаюсь выбраться из своей постели и пойти завтракать.
- Ты заставляешь меня завидовать. Я спал сегодня минут сорок, чтобы успеть все свои дела.
- И много их еще осталось? – с надеждой в голосе поинтересовалась я, наматывая на палец волосы.
- Последнее, но самое важное.
- А потом - домой?
- Как только, так сразу, - расплывчато ответил Коля, заставляя меня грустно вздыхать.
- Столько слов и никакой конкретики.
- Этим грешна вся наша жизнь. До встречи, Маша.
- До встречи, - ответила я.
Остаток дня я позволила себе окунуться в состоянии влюбленной дурочки, не выпуская из рук мобильник.
Пока умывалась, пока расчесывала волосы, пока готовила – постоянно возвращалась к ночной переписке. Колю сообщениями тревожить я не стала, надеясь, что так он сможет быстрее закончить свои дела, но это не мешало рассматривать его фото и перечитывать бесконечную ленту переписки заново.
Резкий звонок в дверь заставил отбросить от неожиданности телефон в сторону. За ночной эйфорией я совершенно забыла о том, что теперь со мной живет брат, а его появление в моей жизни чаще всего несет за собой один негатив.
К двери я подходила, подсознательно ожидая неприятностей. Мелькнула трусливая мысль изобразить, что дома никого, но телевизор, вещавший из комнаты, наверняка выдал присутствие хозяев.
Заглянув осторожно в глазок, я смогла разглядеть только высокий силуэт звонившего. Дневной свет в закуток между квартирами почти не доходил, и без лампочки увидеть лицо нежданного гостя было абсолютно нереальной задачей.
Набравшись решительности, я все-таки повернула замок и замерла.
Опираясь рукой о дверной косяк, напротив возвышался Коля. В темно-синих джинсах, белой футболке, он изучал мое лицо, низко опустив голову.
- Откуда ты? – только и смогла выдавить я, пытаясь прийти в себя.
- Не выдержал, - произнес он, и его темные глаза добавили к сказанному еще несколько градусов напряжения.
А я пялилась на него, переступая босыми ногами, вспоминая, как только что приятно сжималось внизу живота от сообщений, присланных Пудовиковым.
И сейчас, когда он стоял так близко-близко, по-настоящему, не виртуально, когда между нами снова не тысяча километров, а жалкие десять сантиметров, его аромат проникал глубоко в легкие, опутывая и дурманя.
Дышать полной грудью становилось почти невозможно, мне и воздуха-то едва хватало, чтобы не упасть и не потерять сознание от реальности.
Он медлил, только дышал так же тяжело, как и я. В другой ситуации я бы решила, что Коля поднимался пешком и запыхался, но не сейчас: я точно чувствовала все то же самое, что и мужчина напротив.
Мы разглядывали друг друга, ожидая, кто сделает первый шаг навстречу, подпуская к себе ближе, пропуская внутрь. Ладони от волнения давно стали влажными, а ноги мелко подрагивали, выдавая состояние, в котором я пребывала.
Смотреть на Колю можно было бесконечно: на его губы с небольшой трещиной с левой стороны, к которой хотелось прикоснуться, чтобы стереть пальцами эту неровность, а еще лучше – зализать, загладить поцелуями, впиваясь в мужские губы.
На отросшую щетину, ставшую еще темнее, и наверняка, колючее, чем пару дней назад.
На шею в треугольном вырезе футболки, открывавшую темные волоски на груди.
На тонкую полоску кожи над ремнем джинс, куда сейчас тянулись мои пальцы. Я коснулась разгоряченного тела, ощущая, как нас пронзает электрическим током, и это было до невыносимого хорошо.
Коля шумно выдохнул, беря меня за подбородок, и оттянул нижнюю губу подушечкой большого пальца.
Еще чуть-чуть, и я задохнулась бы, взорвалась от того, что происходило снаружи и внутри. Слегка прикусив палец, я осторожно обхватила его губами, заставив Колю закрыть глаза и нервно сглотнуть. Звук, вырвавшийся из мужского рта, вышел откровенным и диким, и я невольно повторила его за ним.
- Идем, - взяв свободной рукой мужскую ладонь, я потянула Пудовикова за собой, пятясь назад, оставляя за его спиной темный коридор и старую дверь, отрезая нам все выходы к отступлению.
Ровно двенадцать шагов до кровати, усеянные нашей одеждой, почти судорожно скинутой вниз.
Мои тонкие пальцы скользили сначала по его футболке, а затем – по гладкой, горячей коже, по бугрящимися мышцам пресса, по напряженным венам рук, вздувшимся змеями. На контрасте с его смуглой кожей мои руки кажутся тонкими и бледными, почти прозрачными.
- Ты с ума меня сводишь, - наконец, вчерашние фразы, произнесенные на ухо, обретали звук и объем, снова становились живыми и бархатными.