это не имеет значения. Я просто не усну одна.
— Почему ты не любишь этот дом?
— Я люблю, — снова всхлипывает Ника. — Просто тут умирала мама. Она долго болела, папа работал, и мы с ней проводили много времени в этом доме. Она угасала у меня на глазах, превращаясь в тень себя прежней, а однажды ее не стало.
— Ты была с ней здесь одна?
— Да. Папа, конечно, сразу приехал, но эти воспоминания, они все же стали для меня слишком тяжелыми. Я думала, что справлюсь, но зашла сюда, осталась одна и поняла, что не могу. Забери меня, а?
— Поэтому ты не хотела сюда ехать?
— Да. Правда, я не придуриваюсь, просто не хочу оставаться одна. Обещаю, что буду вести себя хорошо.
Сижу рядом с ней на полу, прижимая к себе хрупкое и такое нежное тело. Майка на груди намокла от ее слез, и я понимаю, что не могу отказать в этой просьбе. Поэтому просто поднимаюсь, подхватываю девушку на руки и несу к себе. Эта ночь не будет простой. И, может быть, я законченный мудак, но и для нее тоже. Я не такой зверь, чтобы приставать к сонной, испуганной и зареванной девчонке, хотя очень хочется, но если она рассчитывает, что будет спать, а я сидеть рядом в креслице. Хрена два. Ее слезы, ее беззащитность что-то сломали у меня внутри.
Возможно, сейчас Ника не выглядит расчетливой охотницей, и поэтому теперь хочется поохотиться ему. Хотя бы совсем чуть-чуть. О том, что будет, если я ее все же поймаю, ядумать не хочу.
Ника
Он все же пришел ко мне. Я мечтала об этом в глубине души и когда просила забрать к себе, не верила, что он пойдет навстречу. И вот я уже могу цепляться за его шею и прижиматься к сильной груди. Это настолько невероятно и волшебно, что по телу разливается тепло, и слезы отступают. Я не играла, а сидела и рыдала в углу комнаты не потому, что надеялась на то, что он придет. Так получилось само, но едва он берет меня на руки, паника отступает и я тону в нем. В невероятных ощущениях, которые дарят его объятия.
Марк такой теплый и пахнет солнцем, соленым воздухом и немного дымом, я держусь за него, как за спасательный круг, и понимаю, что слезы на глазах совсем высохли. Он несет меня, словно пушинку, и совсем не чувствует моего веса, и от этого я ощущаю себя сказочной принцессой. Хочется прижаться ближе и поцеловать в сильную шею, мышцы которой у меня прямо перед губами, но я сдерживаюсь. Боюсь спугнуть и не хочу, чтобы он меня прогнал. Мне страшно, что он подумает, будто я все это подстроила. Тогда он снова от меня отдалится, и я опять стану для него взбалмошной и капризной дочкой начальника, которую нужно защищать, а не любить.
Марк сгружает меня на кровать и отступает, а я сворачиваюсь у него на подушке калачиком, словно кошка, и сразу же чувствую себя снова бесконечно одинокой.
— Я в душ, — сообщает он. — Ты сможешь посидеть одна?
Хочу сказать: «А если нет, возьмешь меня с собой?», но вместо этого неуверенно киваю и прошу:
— Мне тоже потом надо будет в душ. Ты дашь мне свою майку?
— Нет. — Он качает головой и, опершись на косяк, смотрит на меня с кривой ухмылкой, от которой пересыхает во рту. Я не могу понять, почему он заводит меня так сильно.
— Тебе жалко, что ли? — уточняю обиженно. Пожадничать майку — это даже для Марка перебор.
— Просто у меня их с собой три. Одна эта, другая грязная. И третья, которую ты хочешь забрать. В чем я буду ходить завтра?
«Ты и без майки хорош», — вертится на языке, но я обещала себе вести цивилизованный разговор.
— А почему ты взял три, а не пять?
— Ника, потому что я не планировал в одной валяться в грязи, а вторую отдавать тебе. Логично?
— Логично, — соглашаюсь я. — Тогда ты принесешь мою сумку? Или… я могу сходить сама…
Я правда могу, но не хочу возвращаться в комнату. Марк закатывает глаза и идет сам. Через секунду он отдает мне сумку и отправляется в душ.
Щеки горят, а в голове сплошной сумбур. Еще пять минут назад я рыдала, а сейчас неловко, страшно, волнительно. Я слушаю звук льющей воды и представляю его. Рельефные мускулы, четкий разворот плеч, подтянутые ягодицы и струйки воды, которые стекают по поджарому телу. Дыхание сбивается и меня заливает жар. Я хочу оказаться рядом с ним там, под обжигающими струями воды. Прижаться губами к его мускулам, провести ладонями по влажному животу и спуститься ниже. Почувствовать, что он мой и хочет меня, как бы ни боролся с собственными желаниями. Интересно, а у него давно был секс? Как он справляется с напряжением, которое вызываю я? Дышать трудно и я закусываю губу, чтобы не застонать. Что он творит со мной? Почему у меня такая сильная реакция на него и что будет, если преграды, которые Марк так тщательно выстраивает между нами, все же рухнут?
Я ловлю себя на том, что кусаю губу, наблюдая за дверью в ванную. Я жду его появления и хоть понимаю, что не стоит так откровенно пялиться, ничего не могу с собой поделать. Я хочу его видеть и гадаю, рискнет ли он выйти из душа без майки, со стекающими по плечам и груди дрожками воды.
Когда Марк появляется, как ни в чем не бывало в одном полотенце, во рту пересыхает. «Он все же не надел майку», — проносится в голове бешеным галопом. Я слишком хорошо помню нашу прошлую встречу и то, что за ней последовало. Его возбужденный член, который я почти попробовала на вкус, его злой взгляд после, когда он прижимал меня к стене, и его обещание. Интересно, он сам помнит про него? Потому что я помню очень хорошо. И его глаза, и злые поцелуи, и ту страсть, которая вспыхивает между нами, едва мы оказываемся рядом друг с другом. Сколько он еще это будет игнорировать? И что буду делать я, когда ему это надоест? Я хочу и боюсь его, пожалуй, одинаково сильно. Хорошо делать первый шаг, когда понимаешь, второго не будет. Только вот чем дальше, тем меньше я уверена в чем-либо.
