И ты сама ко мне при…, – он споткнулся на полуслове, сообразив, что перегнул палку.
Но ярость мне уже застилала глаза, поэтому я уцепилась за недосказанную фразу, как бультерьер.
– Сама приползу, ты хотел сказать? Вот! – я сунула ему под нос поднятый средний палец, чего в жизни никогда не делала. Но это вышло само собой. Очевидно, мозг решил сэкономить свою энергию и вместо пространного объяснения выдал этот хулиганский жест. Но меня понесло дальше. – Я не приползла к тебе, когда меня выбросили на улицу. Я не приползла к тебе, когда давилась отваром душицы, чтоб сохранить молоко, потому что на смеси не было денег. Я не приползла к тебе, когда не на что было купить одежду сыну. И я ловила объявления «Отдам детские вещи или игрушки»! А считать сын учился на шишках, которые в парке валялись. И у нас не было никаких развивающих пособий! Списанная в школьной библиотеке азбука нас научила читать! И после этого ты еще думаешь, что сможешь меня прогнуть?!
Я развернулась и бросилась прочь со скоростью резвого кабана. Злость перекрыла дорогу здравому смыслу, и я даже не думала, что у меня нет денег на маршрутку. Нет в телефоне приложения «такси», которое привязано к карте, потому что такси я не пользовалась. А голосовать на окраине города – ну такое себе занятие.
На мое счастье, в Подгорском еще оставалась доля порядочности. И он меня догнал. Схватил за руку и потащил к машине. Уже без романтики. Просто как какого-то беспризорника, пойманного за кражей.
Молча затолкав меня на заднее сидение, рванул машину с места, будто за ним гнались черти с раскаленной сковородкой. Теперь он был тем Подгорским, которого я увидела в клинике. С виду холодный, как арктический лед, которым можно обжечься. С презрительно искривленными губами. Но атмосфера в машине была такой наэлектризованной, что чиркни зажигалкой – и рванет. Казалось даже, что я слышу, как скрипят его зубы от бешенства.
Я испытывала противоречивые чувства. Меня душила обида. И в то же время злорадство притопывало ножками от удовлетворения – Подгорский, наверно, впервые получил не то, что хотел.
Хотя, как, оказалось, я погорячилась с выводами.
Не знаю, как я доработала день. На губах еще горели поцелуи Подгорского, душа замирала от воспоминаний о них, но злость все так же кипела, как в адском котле. Тогда он решил, что я ему не нужна. Рабоче-крестьянское происхождение в высший свет не пустит, но поразвлечься не помешает.
А теперь опять! И положение мое стало еще хуже. Если тогда я была молодой резвушкой, уверенной, что всего добьюсь, благодаря мозгам и образованию, то теперь меня можно смело назвать неудачницей. Правда, сама я не позволяла так себя обзывать. Я, как упрямый ослик, верила, что выберусь из болота и все у нас будет хорошо.
Но жизнь, словно в насмешку, каждый раз показывает, что мое место на ящике с золой, как у Золушки. Как говорят, вытащишь лапку, завязнет хвостик, вытащишь хвостик, завязнет другая лапка.
Теперь свалился на голову Подгорский. Разбередил старую рану, одним появлением заставил ее истекать кровью. Как только представлю, как он меня обнимал, ноги подкашиваются. Но тут же пробегает противный холодок. Чувствую, показанный фак даром мне не пройдет. Но и без него, мне кажется, что сгущаются тучи. Зачем-то же приезжал его дед. Да и угрозы Подгорского тоже стоит принять во внимание.
Но я не ожидала, что они начнут реализовываться так быстро. Уже на следующий день, когда я, запыхавшаяся и раскрасневшаяся от быстрой ходьбы, приготовилась принести традиционные извинения за то, что Мишка остался последним в группе, меня ждал сюрприз.
Сухая, как палка, злая на весь свет и особенно на детей нищебродов (и не стесняющаяся это показывать) Рената Валдисовна меня сильно удивила.
– Ну что вы, Алиночка. С Мишей сидеть одно удовольствие. Обычно я вяжу, а он мне книжку читает. И вообще, я вам давно хотела сказать, у вас замечательный малыш!
– Спасибо!
Если бы мне отвесил комплимент памятник Ленину, наверно я была бы удивлена меньше. Но то, что последовало на следующий день, вообще было похоже на гром среди ясного неба.
Наша строгая воспиталка снова растеклась в любезностях, а мне стало все понятно. Мишка кинулся мне навстречу с восторженным визгом.
– Мама! Смотри, что мне Макс подарил!
От имени моего мучителя из уст сына я чуть не рухнула. Кое-как выдавила из себя спокойную улыбку и до боли впилась ногтями в ладони, чтоб не потерять присутствие духа. Мишка протягивал мне самый настоящий квадрокоптер.
– Мамочка! Он потрясающий. Лучше, чем у Сашки! Я так ждал тебя! Мы же сейчас его запустим? Да?
У меня помутнело в глазах, а по телу пробежала дрожь. Такие, как Подгорский, угрозы на ветер не бросают. Раз контракт у нас разорван, а ребенок ему нужен, почему бы не забрать готового? От этой мысли у меня похолодело все внутри. С его связями и деньгами – это пустяк. А моральные принципы – нет, не слышали о таких…
Я с трудом подавила желание схватить эту дорогущую игрушку и расколотить о ближайший угол.
– Мишустик, – еле протолкнула я слова сквозь сцепленные зубы. – Давай в выходной Димку попросим запустить. А то вдруг застрянет на дереве, и сами мы его достать не сможем.
– Мам, ты заболела? Тебе плохо? – мой внимательный сынуля, очевидно, заметил, что я готова грохнуться в обморок.
– Нет, мой хороший. Я просто устала. Скажи Регине Валдисовне «До свидания» и пошли домой.
Сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть, перед глазами все плыло, до такой степени меня накрыло непонятным, и оттого противным чувством. Это и злость на Подгорского, и на себя, и волнение, и страх неизвестности.
Откуда он узнал про квадрокоптер, я догадалась. Несомненно, мой Павлик Морозов заложил. Ну гад! А еще замуж звал! И тут же слил информацию сопернику! Хотя я понимаю, что это он по большей части прикалывался насчет сватовства. А Макс хорош! Не прошло и дня, а мне уже шах поставил. И как бы не получить мат…
Спрашивать у Димки, что еще он наболтал Подгорскому, бесперспективно. Рука руку моет. А они, похоже, спелись. И нашу воспиталку грымзу усмирили, как факир кобру, дудочкой. Но наверно, не только ее. Иначе на территорию садика постороннего мужчину не пустили бы.
Хотя дать по шее этому компьютерному гению не помешало бы. Пусть прикроет свое «Справочное бюро». Иначе нажалуюсь Маше, и она ему
