назад, как от грубой оплеухи. Тем временем сестра продолжает:
– Она писала размыто, никак пояснений, будто прощалась с нами.
– Правда? – невольно злюсь. – И вы с мамашей даже не пробовали её найти?
– Она также отказалась и от нас! – в отчаянии бросает Вета. Подавив плачь, она делает шаг вперёд и выставляет тычет в меня указательным пальцем. – Думаешь, что тебе одному паршиво? Как бы не так. Я не устану жалеть, что Софа оказалась в вашей семье, ведь именно вы заставили её сбежать.
Наши встретившиеся взгляды были полны противодействия.
– Хочешь знать правду, Тихон? Хорошо, – с горечью фыркает она. – Наши родители никогда не были просто друзьями, в прошлом их связывало что-то большее. Именно это сказал твой отец Софии, перед тем как она решила исчезнуть.
Реальность начинает плыть, как бывает перед зверским нокаутом.
– А теперь включи мозги и хорошенько подумай. Вас обоих бросила мать… Одно ли имя она носит?
Чувства в миг покидают меня, остаётся лишь поддержка Арса за спиной.
– Ты хотел правды, Тихон. Вот теперь и живи с этим.
Когда гаснет свет, тень смиренно исчезает вслед за ним…
– Провести всё лето в таком потрясном месте и быть прикованной к сиденью – фантастическая непруха! – сквозь смех говорила Вета, стоя у окна и рассматривая ухоженный двор Райских. Она явилась неожиданно и теперь блуждала по моей комнате, как по собственной, неприкрыто демонстрируя новое атласное платье. – Может, тебе пора поднять задницу и полностью насладиться каникулами?
Её вопрос окончательно меня пробудил, подстать громкому выстрелу.
– А я, по-твоему, от лени своей на кресло уселась?
– Нет, но… Я подслушала разговор Божены с доктором. Он сказал, что ты практически восстановилась. Тебя сковывают лишь страхи.
– Это не так, – воспротивилась я, хотя отчасти была с ней согласна. – Всё намного сложнее. Тебе меня не понять.
– Нечего здесь понимать, Софа. Или ты стараешься и встаёшь на ноги, или продолжаешь печалиться, врастая телом в уродское кресло, – она прошла вдоль стола, ведя пальцем по наполированной крышке. – Или третий вариант: ты нарочно не спешишь исцеляться, дабы продлить прибывание в райском саду.
– Ты с ума сошла? Думай, о чём болтаешь.
– Я всего лишь предполагаю, дорогая, – льстиво улыбнулась она, а после замерла, когда наманикюренный ноготок коснулся красной папки с инициалами Тихона. – А это что? Досье на богатенького засранца?
– Не тронь, – подъехав ближе, я вырвала рукописи и спрятала их в нижнем шкафчике. – Это личное.
Вета удивлённо похлопала длинными ресницами.
– С каких пор у тебя и мерзкого болвана появились секреты?
– Он не мерзкий и далеко не болван, – вступилась я, о чём тотчас пожалела.
За время прибывания в доме Райских я поймала себя скверной мысли, что порой Тихон понимал и принимал меня больше, чем собственная семья, пусть нередко был невыносим. Его опека не душила и слова не ранили так сильно, как это было раньше. Недоверие сестры ударяло куда больнее.
– У-у-у, – потянула Ива, наклонившись ко мне. – Теперь мне ясно, почему ты не спешишь прощаться с каретой… Боишься расстаться с неудавшимся принцем? Признайся, ты в него влюблена?
– Что?! – поперхнулась я воздухом. – Конечно же, нет!
– А вот мне так не кажется, – не унималась она. – Ты отдалилась от нас. Перестала звонить и отвечать на сообщения. Закрылась и стала чаще пропадать с говнюком Райским. Чем вы с ним занимаетесь?
– Тихон помогает мне…
– Из самых добрых побуждений? – со смешком перебила сестра. – Брось, Совка, такие как он всегда преследуют свои алчные цели. Уверяю, он спит и видит, как ты покидаешь его дом на своих тоненьких ножках.
– Значит, наши желания совпадают. А ты совсем не разбираешься в людях, –фыркнула я и нарочно перевела тему: – Как поживает Павел?
На этих словах Иветта ни на шутку замешкалась, ведь неудобные вопросы одинаково неудобны для всех.
– К чёрту, Пашку. Я не виделась с ним, а номер поставила в блок.
Ореховый глазки Веты забегали, что невольно подводило к сомнениям, потому что прежние разрывы сестра переживала сложнее, с неукротимыми истериками и затяжной депрессией. Однако явных симптомов разбитого сердца я не приметила.
– Кстати, о Паше, – взбодрилась сестра, небрежно поправив причёску. – Ты уверена, что поняла его правильно? Есть ли хоть малейшая вероятность, что ты запуталась и приняла домыслы за действительность?
Едкая горечь расползлась по груди.
– Ты серьёзно? Решила, что я настолько глупа, что не смогу отличить домогательство от беззаботной беседы?
– Нет, но тебе могло показаться.
– Единожды, но не десяток раз! – возмутилась я. – Поверить не могу, что ты посмела усомниться в моих словах!
– Да, ты права. Мне сложно поверить, что он воспылал чувствами к другой. Особенно, если это моя робкая сестрица.
Иветта и раньше считала меня невзрачной, но никогда не говорила об этом открыто. Большим ядом на рану стала жалкая попытка оправдать мерзавца.
– Уходи, – пробормотала я, опустив глаза.
– Ох, ну перестань, нельзя быть такой нежной…
– Проваливай, Вета!
Услышав недобрый крик, в комнату вбежала обеспокоенная Нелли.
– У вас всё в порядке? – поинтересовалась гувернантка, переводя внимательный взгляд то на Иву, то на меня.
– Да, всё пучком, – хмыкнула Вета. – Всего-то маленькие недопонимания.
Обстановка была напряжённой, что не обошло внимание Нелли.
– Оставим разговоры на завтра. После утомительных тренировок Софии полагается отдых. А мне наказано за этим проследить.
Распознав тактичную просьбу уйти, Ива высокомерно вздёрнула подбородком и прошагала к двери. Её острые шпильки оставили следы на паркете.
– Удивительно, что две потенциальные соперницы вдруг стали лучшими подружками, – бросила она перед уходом. – Но как потом вы поделите парня?
Вета скрылась, оставив за собой тонкий шлейф негатива.
– Не хочу показаться грубой, но о чём говорит эта рыжая стерва?
– Она решила, что Тихон мне небезразличен, – неохотно пробормотала я.
– А это не так?
* * *
Наступивший вечер был заочно испорчен. Оставшись наедине с собой и беспокойными мыслями, я рискнула поразмышлять над догадками девушек.
Тихон Райский…
Он хранил в себе множество противоречий, от неукротимой импульсивности до холодного спокойствия. Отличался грубостью, неуместной правдой, оправдываясь жгучим чувством справедливости. Но несмотря на сложный характер,
