Нет, я уже опоздал...
Внутренности скручивает. Сердце давно заходится аритмией в предчувствии Армагеддона. И чувство полного бессилия добивает.
Добираюсь до дома. Бросаю машину возле ворот. Ресторан закрыт, Ника должна быть дома. Нет, она дома! Она здесь, она рядом. Остальное мы решим. Нужно срочно разгребать проблемы с рестораном, но для меня сейчас они незначительны. Нужно понять, что происходит с моей вновь обретенной душой. Открываю ворота, прохожу во двор. Хочется бежать в дом, но я иду очень медленно, глубоко хватая воздух. Мне нужно взять себя в руки. Потеря контроля над ситуацией сбивает с ног, порождая во мне ярость. И я не хочу срываться на Нику. Судьба, карма - очень хорошие психологи и научили меня душить свои эмоции.
Прохожу в дом и уже с порога понимаю, что Ники нет. Запах чувствую, а ее нет. Зеф впервые не несется ко мне, а тихо лежит на лежанке, поджимая уши.
— Ушла? — задаю ему вопрос. Смотрит на меня потерянными глазами. — Ушла, — констатирую я. Снимаю куртку, кидаю ее в кресло. Потираю лицо. Недавно ушла - я еще ощущаю ее тепло.
Прохожусь по дому. На сушилке две помытые чашки из-под кофе. Почему две? У тебя были гости? Я не против гостей, но они забрали тебя у меня. Прохожу в ее комнату: вещей нет. И моя последняя надежда на то, что Ника ненадолго отлучилась, исчезает.
Девочка моя, ты что наделала?!
Зачем?!
В груди монотонно ноет, ноет, ноет, хочется вырвать давно потрёпанное сердце, чтобы не мучило меня больше.
Куда лучше жить без сердца.
Нет, так нельзя?
Сердце - жизненно важный орган.
Да к черту такая жизнь!
Жадная девочка ничего мне не оставила. Ни одной вещи. Только запах. И он выветрится со временем... Закрываю глаза, глубоко втягиваю его в себя, пытаясь насытиться.
Холодно...
Жутко холодно, морозит, и ощущение полного опустошения, бессилия.
Выхожу из комнаты: на диване плед и смятая подушка.
Ты спала здесь, малышка?
Почему не в спальне? Замечаю на журнальном столике листок, хватаю его. Ее почерк.
«Не звони мне, не ищи. Дай мне пару дней все осознать. Я вернусь, и мы поговорим».
Что осознать, маленькая?
Какие, к черту, пару дней? Я сдохну здесь за два дня. Сорок восемь часов - это много, мне уже дышать нечем.
Ты осознаешь, что творишь со мной?
Сминаю листок в кулаке, сжимаю со всей силы.
Чувство, что моя жизнь, вкус которой я только-только обрел с Никой, рушится. Снова нестерпимая боль и ощущение обреченности. Нет, даже хуже, чем раньше. Болит и ноет по- другому. Где-то в глубине души я знал, что между нами возрастная пропасть и когда-нибудь Ника это тоже осознает, но не думал, что так скоро. Внутри разрывается крик, и возникает страх снова все потерять.
Потираю лицо руками. Швыряю смятый листок и херачу со всей силы кулаком в журнальный столик, ломая его и костяшки. Нет, это не ярость, это способ заглушить адскую боль и наполнить себя хоть чем-то.
Пара дней, говоришь...
Прости, малыш, это много.
Я эгоистичен, и ты мне нужна каждую минуту.
Глава 26
Виктор
— Ты понимаешь, что это не просто так? — выдает Рената, выдыхая табачный дым в окно моего кабинета. — Кто бы тебя ни «заказал», его цель не просто выжать деньги, его цель задушить бизнес. Закрыть ресторан. А с такой репутацией тебе вряд ли удастся открыть что-то другое в это сфере.
— Понимаю... — выдыхаю, откидываясь в кресле, прикрываю глаза. В моей голове далеко не будущее ресторана. Пытаюсь отвлечься делами. Выходит плохо.
— Вчера я разговаривала с Оксаной из Роспотребнадзора. Она шепнула мне по секрету, что это «заказ» свыше.
— Да ну это смешно, не находишь? Кому сдался мой ресторан? Я никому дорогу не переходил. Если только хотят грамотно отжать место. Точка у нас проходная.
— Может быть... — задумчиво произносит Рената, туша сигарету в пепельнице. — Что делать-то будем?
— Решать все в рамках закона, устранять недочеты, платить штрафы.
— Ты понимаешь, что это может затянуться на месяцы? Персонал не будет столько ждать, всем нужна работа. Платить им за простой мы не сможем.
— Понимаю, — отвечаю, не открывая глаза.
— Я вот не пойму, ты что такой безразличный? Тебе все равно? — настойчиво произносит женщина.
Я далеко не спокойный, внутри меня нарастает ком, все больше и больше. Пытаюсь анализировать, искать выходы, но в голове только Ника. Я обзвонил и лично объехал уже всех ее знакомых. Макса, Лику, но никто ее не видел и ничего о ней не знают. Ее телефон отключен. Нет ее нигде, словно и не было никогда в моей жизни.
Не замечал в девочке столько жестокости.
Поговори со мной, маленькая. Сейчас. Я с ума схожу.
Я все решу, скажи только, что решать. Горы сверну.
— Может, ты уже подключишь старые связи? — психует Рената.
— Я их оборвал еще пять лет назад.
Связи у меня есть. Были. Взаимовыгодные. Но… я сам всех стер из своей реальности.
Да и связи работают, когда это взаимовыгодно. От меня сейчас нет никакой отдачи.
— Да, Виктор! — повышает голос Рената. — Ты готов вот так просрать дело? Только мне это надо? Меня давно зовут работать в «Винтаж». Я могу.
— Прекрасное предложение, — обрываю ее тираду. — Думаю, надо соглашаться.
— Вить, ну ты что? — почти плачет.
— Не дави, дай время, я решу все... — выдыхаю. — Если не готова ждать, я не вправе держать.
Рената хочет что-то сказать, но в приоткрытую дверь раздается стук. Кроме нас с Ренатой, в ресторане никого нет.
— Добрый день, — в кабинет входит высокий брюнет. Костюм дорогой, статус написан на лице. А лицо суровое, серьезное. Выправка. За версту пахнет ментом. Это новый этап «отжатия» у моего бизнеса? Даже интересно, что такого золотого в моем ресторане. Прям рейдерский захват. Я бы посмеялся, если ли бы не было так горько. — Виктор Астахов, как я понимаю, — ловит мой взгляд. Глаза волчьи, цепкие. Сажусь ровно, расправляя плечи.
— Да, — киваю.
— Мы могли бы остаться наедине?
— Рената, — перевожу взгляд на женщину. Рената быстро уходит, с опаской посматривая на мужчину. — Вы... — вопросительно приподнимаю брови.
Мужчина присаживается в кресло без приглашения, расстегивая пальто.
— Я Родион Белов, старший советник юстиции, — взмахивает корочкой, позволяя мне рассмотреть. Столица.
Ох, откуда по мою душу такого серьезного дяденьку занесло?
Стоп, всматриваюсь в глаза.
Белов…
— Не переживай, — борзо переходит на «ты» и более грубый тон. — Я пока с неофициальным визитом. Пока... только по личному делу. Но от тебя будет зависеть дальнейшее развитие нашей беседы.
— И где я тебе лично, — делаю паузу, прикуривая сигарету, — перешёл дорогу? — тоже не церемонюсь. У меня стойкая аллергия на ментов, особенно на борзых прокуроров. Я за свои грехи срок отмотал, перед законом чист. Перед Богом нет, еще придётся ответить. Но он не Бог. — Давай не будем разгадывать шарады, вскрывайся сразу.
Мужик ухмыляется, осматривая меня более внимательно. Есть в его ауре что-то давящее, но меня не задавишь.
— Я брат Вероники.
Ах, Ника, моя плохая девочка. Что ты мне сразу-то не сказала, откуда ждать удара? Нет, я бы не отказался от тебя, но был бы готов принять этот удар.
— Неожиданно, она говорила, что сирота.
— Она сирота, родители погибли. Я ее опекун.
— Ника совершеннолетняя девочка и, полагаю, в опекунах не нуждается.
— Нуждается. Она взбалмошная, инфантильная максималистка, живет порывами и эмоциями, совершая необдуманные поступки наперекор всем. В частности, наперекор мне. Ее побег из дома и все приключения в этом городе - это своего рода месседж мне, человеку, который ради блага сестры пытается ее приземлить и дать будущее.
Все интересней и интересней. Он будто описывает мне Нику и не ее одновременно.
— Я не бью тебе морду только потому, что ты помог моей сестре, оградил ее от неприятностей, и потому что она сама была не против ваших отношений.
