— Нет. Мне все ясно. Его задевает твое равнодушие.
— Похоже на то… — соглашаюсь с ним я.
— Ты молодец. Я горжусь тобой, Саш, — звучит совершенно искренне.
— Да уж. Было бы чем, — потираю нос.
— Я не поняла, вы чего на улице мерзнете? — буквально из ниоткуда перед нами вырастает фигура моей мамы.
— Добрый вечер, Евгения Владимировна.
— Привет, Камиль! — весело отзывается она. — Ну-ка, идемте чай пить!
— Спасибо за приглашение, но мне пора, — вежливо отказывается парень.
— Нет-нет, отказы не принимаются! — объявляет родительница. — Заодно поможешь донести пакеты, если тебе, разумеется, несложно, — мастерски хлопает ресницами.
Ой лиса…
— Мам, — посылаю ей красноречивый взгляд, однако пакеты уже передаются моему другу. Причем самым наглым образом.
— Ой, вечно как зайдешь в магазин! То надо, это надо! — без умолку сорокой трещит она, поднимаясь по ступенькам. — Давайте догоняйте! У Паши в заначке чудный наполеон! Его и схомячим, ха-ха-ха. Бегом-бегом, молодежь!
Мы с Юнусовым переглядываемся.
— Тот самый случай, когда нет смысла спорить и проще согласиться, — выдыхаю я. — Идем.
От лифта до квартиры рот у мамы не закрывается. На лестничной клетке Камиль предпринимает еще одну попытку с нами распрощаться и сбежать, однако эта неугомонная женщина практически затаскивает его к нам домой.
* * *
— Проходи и не стесняйся. Сашиным друзьям мы всегда рады!
Насчет папы я бы не была столь уверена…
— Почки нужно беречь с молоду!
Юнусов разувается и растерянно смотрит на тапочки, украшенные огромными розовыми бантами.
— Тьфу ты, не те! Это бабушкины, — хихикает мать, доставая из тумбочки другие. Новые. В клеточку, мужские. — Гля на Сашкины! — показывает ему мои, с медвежьими когтями.
— Мам! — возмущаюсь я.
— Ладно-ладно. Иду включать чайник. Рыжик, а ты пока проведи экскурсию по дому. Камиль ведь у нас в гостях первый раз?
Конечно первый. Что за вопросы!
— Не может, чтобы не выпендриться, — закатываю глаза, когда она исчезает в недрах квартиры. — Предки недавно ремонт организовали. С тех пор мама хвастается при каждом удобном случае.
— Какой аквариум! — Юнусов останавливается напротив огромной стеклянной инсталляции.
— Папкина релакс-зона. Он когда злющий, сидит и долго-долго пялится на своих рыб. Успокаивает расшатанную нервную систему.
— Впечатляет.
Эмоций, как обычно, никаких не выдает, но вроде ему и правда нравится.
— Нам туда, — веду его направо. — Присаживайся, куда хочешь. Кресло, диван, стул.
С интересом осматривает просторную гостиную, оформленную в стиле рококо.
— Матушкина гордость. Терпеть не могу вычурность и помпезность.
— Почему?
— Не мое, — признаюсь, сморщив нос.
Лепнина, орнаменты, позолота. Обилие узоров, габаритные скульптурные вазы, резная мебель. Сплошная показуха!
— Как по мне, пережиток прошлого, но мамку прямо прет от всего этого, — отмахиваюсь я устало.
— Ну как тебе у нас? Правда, супер? — спрашивает она, влетая в комнату с чашками от самого дорогого сервиза.
Не поленилась, достала!
— У вас очень красиво.
— Душу вложила в этот ремонт! — восхищенным взором окидывает окружающее пространство. — Санек, помоги-ка принести сладости.
— Так ты не пошутила? — хмыкаю ей в спину.
— То есть?
— Мы же на диете, — услужливо напоминаю я.
— Один разок нарушим, — беззаботно бросает через плечо.
— Надо же…
На нее это совсем не похоже.
— Зай, я не помешала вам? Там, внизу? — понижает голос до полушепота и поигрывает бровями.
— В смысле? — не понимаю я.
— Вдруг Камиль хотел тебя поцеловать, а я…
— Что ты такое себе напридумывала? Мы просто дружим, — перебиваю, краснея до корней волос.
— Ну мало ли. Он ТАК на тебя смотрит… — кокетливо улыбается.
— Прекрати, мам. Давай уже свой наполеон! — шикаю на нее я. — И еще, пожалуйста, не вздумай предлагать ему свою фирменную овощную бурду.
— Откуда ты знаешь, вдруг он оценит!
— Нет, — отрезаю я сухо.
— А погреть вам супчик со шпинатом? Или, может, приготовить оладушки из кабачков?
— Мам! Чай. Черный! И торт!
— Ладно-ладно, договорились! — сдается родительница, тонко считав мой настрой.
Чаепитие проходит под девизом «опозорь свою дочь на все сто». За то время, что несчастный Камиль находится у нас в гостях, мама успевает выдать море лишней информации. Про то, что я родилась недовеском (два килограмма четыреста граммов). Про то, что истерила весь младенческий возраст. Срывала с себя памперсы и бегала голозадой по двору деревни. Требовала купить огромного розового фламинго в первую поездку на море. Про то, что пела матершинные частушки и носила «стильный» горшок на голове. Еще и фотку показала! Ну не коза?!
— Прости, Камиль, это был кошмар, — сгорая со стыда, роняю лицо в ладони, когда едем в лифте.
— Ты что! Я столько всего о тебе узнал, — улыбается он.
— Да уж, спасибо маме!
— Ты правда пела матершинные частушки?
— Угу. У меня бабушка — баянистка. Таскала меня на заработки в метро, когда я мелкая была.
— И ты реально соседям дачу поджигала? — явно не верит он.
— Да, — признаюсь я. — Они папку паршивым ментярой обозвали. Я разозлилась! Поджарила им крышу. Потом увидела кота на этой самой крыше. Пришлось ловить его и с ним оттуда удирать.
— Никто не пострадал, надеюсь?
— Нет. Дома никого не было, я точно знала. У кошары хвост немножко подпалился, я коленки содрала, а так… пожар быстро потушили. Я ж к родителям заявилась, чтобы гордо сообщить, что Еремины щас останутся без крова и свалят с территории в закат.
— Вот это да. Опасная ты девушка.
— Скорее уж дурная! — смеюсь, толкая дверь подъезда.
— Не провожай на улицу. Холодно.
Но я уже спускаюсь по ступенькам, кутаясь в дутую куртку, накинутую на плечи. Да так и замираю, резко тормознув. Камиль от неожиданности в меня врезается, хватая по инерции за плечи.
— Ты чего, Саш? — обходит сбоку.
Он ждет от меня ответа, а я кручу головой по сторонам. Ищу Паровозова или его черную приору.
— Что такое? Все нормально? — хмурится Камиль.
— Да, — взволнованно сглатываю.
— Точно?
— Точно.
— Иди домой. Не мерзни. Спасибо за чай и угощения.
Киваю.
— До завтра, — выжимаю через силу.
— Пока, Саш!
Не знаю, сколько проходит времени. Юнусов уже давно исчез за поворотом, а я все еще стою на морозе с трепыхающимся под ребрами сердцем.
Блин.
Он был здесь.
Смотрю на припорошенный снегом букет ромашковых хризантем, лежащих на лавочке, и чуть не плачу…
Глава 20. Гнездо разврата
Илья
Кабан давит ленивую улыбку, когда мы толпой заваливаемся в одно из московских заведений. Пару недель назад его хозяина жестко прессанули. Клуб хотели отжать по беспределу, но в игру по команде «фас» вступили отмороженные на всю голову мы…
— Вот она, столичная развлекуха. Глянь-ка, — Витос толкает меня локтем в бочину и кивает в сторону извивающихся на помосте девиц.
— Охренеть! Они голые? — Черепанов присвистывает, подставляя морду под мигающие стробоскопы. — Того рот, я хочу тут жить!
— Тише, вы че как дикие! — возмущается Кирилл.
— Следуйте за мной, — встретившая нас у входа хостес разворачивается на своих высоченных каблуках-ходулях и направляется к лестнице.
— Очуметь, — Динамит едва не спотыкается на ступеньках, разглядывая периметр.
— Под ноги смотри, — недовольно цокаю языком.
— Сюда, — хостес, покачивая бедрами, ведет нас через зал, расположенный на втором этаже. — Ложе номер семь на сегодняшнюю ночь ваше. Располагайтесь.
Отодвигаю плотный занавес и прохожу следом за ней в кабинку, рассчитанную на приличную компанию.