class="p1">Ну что за демон! Ему так нравится меня бесить? Зачем тогда съел, что приготовила? Почему не озвучил очевидное: что я неумеха, а ужин мой – редкостная гадость? Обидеть не хотел? Да нет же! Вероятно, догадался, что я специально… Сидит теперь и издевается!
– Еще вина, Дань? – отвечаю вопросом на вопрос с милейшими интонациями.
Наконец, он ухмыляется. Позволяет себе это. От уха до уха! Блин, какого дьявола ему так весело?
– Пожалуй, откажусь.
Это плохо. Мне нужно, чтобы он был пьян.
– Тогда я выпью, – выпаливаю совершенно незапланированно.
И сразу же тянусь к бутылке. Так как в моем бокале сок, наполняю вином Данин.
Он не реагирует. А с чего я взяла, что он будет реагировать?
Даня ведь считает, что ребенок не его. Конечно же, ему плевать, что я делаю!
Обида накатывает неожиданно. Чувствую, как из-за нее сбивается такт сердца и меняется ритм дыхания. Глаза заполняются слезами, но я упорно смотрю на Шатохина и поднимаю фужер. Подношу ко рту, уже представляя, как нелепо буду выглядеть в миг, когда, не пригубив вина, опущу его обратно на стол.
И все же… Даня не дает мне это сделать.
Вскакивая, в последнее мгновение выдирает бокал из рук. Прежде чем вышвыривает его через проем беседки на песок, алые капли, расплескиваясь, падают на белую скатерть. Несколько прилетает и на лиф моего платья. Не то чтобы меня это в прямом смысле хоть сколь-нибудь волновало… Просто при взгляде на красные пятна меня душит очередной приступ паники.
Подрываюсь на ноги следом за Даней.
Замираем друг напротив друга, тяжело дыша.
– Чего ты добиваешься, Марина?
У меня нет адекватного ответа на этот вопрос.
Нужно что-то делать! Что угодно! Только бы отвлечь Шатохина.
Резко перехожу к следующему пункту своего плана – скидываю платье и быстро иду на причал.
Данины шаги по деревянному помосту гремят, словно силовые удары. Именно тогда я в полном объеме осознаю то, что вскоре должно случиться.
Паника… Паника… Паника…
Все, что я ощущаю.
Бывают моменты, когда мое тело без предупреждения отключается от главного центра влияния – мозга. Всполох, и каждая клетка моего организма начинает в усиленном режиме вырабатывать щедрый стресс-пакет. Этот гормональный взрыв похож на апокалиптический ураган, которому я, увы, неспособна противостоять. Он заставляет меня трястись, задыхаться и ощущать себя так, словно эти крохотные ничтожные клетки алчно деребанят мое тело на якобы независимые уникальные организмы, позабыв о том, что самостоятельно они нежизнеспособны и абсолютно бесполезны.
Зато Даня, будто хищник, уловивший раскол внутри меня, наступает. Нагоняя, притискивается сзади и страстно обхватывает руками.
Я еще сильнее пугаюсь. А безмозглые клетки, захлебываясь бешеной эйфорией, хором орут, что могли бы примкнуть от моего к его организму, что с ним им будет лучше… Только и это самоубийство. У одного человека не может быть двух сердец.
Что за катастрофа?
Мы не должны друг друга убивать. Мы должны научиться существовать вместе. Только как это сделать, если Даня не отступит, а я не покорюсь?
– Маринка… – хрипит Шатохин, подталкивая меня к постели.
Прокручиваясь, меняемся положениями, и я вдруг оказываюсь лицом к берегу. Смотрю на роскошную беседку, на великолепные цветы, на летающие на ветру занавески, на высокие пышные пальмы, на ровный песчаный берег, на набегающие волны, которые к нему толкает океан.
– Спасибо за эту красоту, Дань, – шепчу для самой себя неожиданно. – Это незабываемо… Все, как я мечтала… Даже мне испортить не удалось, – признавая это, беру небольшую паузу. Сглатываю и улыбаюсь. – Я все это запомню. А ты?
– И я, Марин, – глухо отзывается притихший было во время моего монолога Шатохин.
– Тогда давай еще поплаваем, пожалуйста, – прошу я, увлекая к концу пирса.
– Нет, – мотает головой, упорно удерживая мой взгляд. Вроде и не захмелел, несмотря на все мои ухищрения, а такие энергетические волны своими темными глазами выдает, что все мои чертовы клетки еще яростнее бесноваться принимаются. – Какое «плавать», Марин? Я секса хочу. Я этого весь день ждал. Да что там день?! Всю жизнь!
Я не слушаю. Не могу слушать.
Пытаюсь управлять ситуацией, иначе… Иначе мне крышка. И ладно я. Внутри меня ребенок, которого я любой ценой должна защитить.
– Идем, Дань… Я тебе кое-что важное скажу. Интересно? – на последнем слове отчаянно задыхаюсь.
Шатохин, ослабляя тиски, скользит по моему лицу растерянным взглядом.
– Что именно?
– Только в воде узнаешь.
Разворачиваюсь.
– Марина!
Несмотря на страх, прыгаю в океан, в надежде, что он, как и всегда, последует за мной.
Давай, включай своего Бога Похоти…
© Марина Чарушина
Кажется, что мое тело теряет целостность. Я обо что-то ударилась? Травмирована? Боли не чувствую. Откуда тогда эти странные ощущения, будто вода просачивается внутрь?
Жар. Бурление. Жжение.
И сердце… Отчаяннее всех остальных органов. Жадно напитывает эту соль. Аномально разбухает. Начинает сбоить, трещать и искрить, словно окунутый в воду электроприбор.
А когда я выныриваю и подвергаюсь захвату со стороны Шатохина, внутри меня очередная перестройка происходит. Под воздействием высокой температуры все резко пересыхает. Сухая горячка ощущается еще страшнее. Разрыв напряжения настолько сильный, будто я – это сверхмощная электростанция, нагрузка в энергоблоках которой то критически падает, то катастрофически возрастает.
– Колись, – требует Даня сиплым шепотом. Вжимает меня в себя так крепко, что, и правда, едва ли физически не раскалывает. На нем рубашка и брюки, но это не служит преградой ни для твердости его тела, ни для жара кожи. – Что такого важного ты собиралась мне рассказать? М? – ладони ползут по моей спине медленно, но ни на секунду не останавливаются. Дойдя до затылка, просто так же планомерно, с тем же обжигающим давлением спускаются обратно вниз. – Марина! Не молчи.
Я и не собиралась. Но едва мы оказались в воде, меня будто парализовало.
Мозговая активность тормозит с пробуксовками. Я не могу понять: ясно ли соображаю. Опаивала Шатохина, а случилось что-то со мной.
Достаточно ли тут темно? Получится ли все так, как я задумала? В любом случае в океане надежнее, чем на белых простынях. Все должно произойти именно здесь. Хотя бы первое проникновение. Вода смоет кровь. Пока выйдем, ничего не останется.
– Мар-р-рина, – рычит Шатохин, прижимаясь щекой к моей щеке.
А затем еще и кусается. Мочка, под ухом, шея, подбородок – кривую цепочку выдает.
