он посмотрел на меня странным взглядом, я никогда не видела, чтобы он на меня так смотрел. Что-то не так. Я это понимала, но пока меня охватывала радость от его возвращения сюда, ко мне. Через один месяц и двадцать девять дней он вернулся.
До вечера над ним кружили врачи, тестировали его на потерю памяти. Сказали, что все слишком уж хорошо, он называет свои данные, помнит, какой сейчас год, даже знает, как попал сюда – спрашивал про аварию. Я привела себя в порядок и зашла к нему (родители обещали вылететь ближайшим рейсом, поэтому я буду первой, кого он увидит).
– Привет, – я улыбнулась ему самой обычной улыбкой, главное сейчас – не думать, что он был на волоске от смерти, иначе расплачусь.
– Привет, – отвечает он мне еще более повседневно, что меня снова пугает.
– Тебе сказали, сколько ты здесь находишься? – я сажусь на стул рядом с ним.
– Да, около двух месяцев, – он смотрит на меня как на чужого человека. Нет, не может быть!
– Я была с тобой все эти дни, – я говорю эти слова, а к глазам подступают слезы.
– Спасибо, – он искренне улыбается, но видно, что не понимает, зачем. Неизвестный ему человек – вот кто я для него. Сердце обрывается куда-то вниз.
Глупо спрашивать, помнит ли он меня.
– Мы ехали вместе, у меня была презентация книги и ты украл меня от друзей, хотел устроить какой-то сюрприз, – просто пытаюсь рассказать ему о нас. Все нормально – такое бывает, меня же предупреждали.
– А вы кто? – он становится серьезнее, видно, что ему тоже неприятна потеря этих событий из жизни.
– Я, – теряюсь в определении своего статуса в его жизни, – мы…
Слов не находится.
Я беру его руку в свою и провожу по ладони, слежу за его реакцией. Он не сводит с меня своих глаз – не помнит. Тогда я беру и целую его в ладонь. Снова встречаемся глазами. Он молчит, а я жутко смущена. Говорю тихо, опустив глаза:
– Я так часто делала. А еще любовалась тобой, когда просыпалась раньше, знала бы, что удастся целый месяц и двадцать девять дней наблюдать за твоим сном, – я извиняюсь и ухожу из палаты. Он скоро все вспомнит, сейчас ему нужен покой, а не девушка, бьющаяся в истерике.
– Езжай домой, вам сейчас обоим нужен отдых, – Всеволод Константинович помогает мне одеться и проводит до выхода.
– Завтра, до того, как приедут его родители и друзья, я хочу быть первой.
– Конечно, у нас прием посетителей с одиннадцати, а ты у нас приходишь к восьми, – он открывает передо мной дверь.
– Хорошо, – только мне от этого не легче, а что, если он не помнит никого. Придется ему обзавестись новыми знакомыми. Вот только тот факт, что у него есть законная жена, меня пугает, но ничего – я буду там с самого утра и напомню о себе, когда будет нужно.
Я прибежала к ребятам в гостиницу, чтобы сообщить хорошие новости. В номере Полины и Анатоля был Максим. И последний оказался единственным человеком, который не обрадовался за Сашу. Конечно, я могу понять Максима – Ксюшу уже не вернуть никогда. Но вот мне показалось, что он был бы рад, если я останусь одна. Нет, это снова мои домыслы, причем не самые приятные. Я скрыла от них то, что Саша не узнал меня. Это ведь временно, завтра все будет хорошо.
Утром я проснулась и чуть было не продолжила отсчет – месяц и тридцать дней. Нет, теперь все позади: страх, мольбы, слезы, ожидание, боль и преодоление.
Всеволод Константинович разговаривал с Сашей, когда я пришла к его палате. Мне не хотелось им мешать, поэтому я осталась в коридоре. Доктор вышел и сел рядом со мной.
– Он всю ночь не спал, пытался вспомнить аварию. И мне не нравится, что его история немного не соответствует действительности. Он говорит про какой-то аэропорт, серую «Волгу», очень странно, мне нужно сопоставить это с событиями из его жизни, а пока осмотр показывает, что ему нужно немного побыть у нас.
– Что-то не так? – я напряглась, ожидая худшего.
– Нет, это формальная процедура, – Всеволод Константинович улыбнулся, но я ему не поверила.
Первыми приехали ребята из его группы. Я зашла вместе с ними в палату и села на стул в самый дальний угол. Саша узнал каждого из них, он называл всех по имени, расспрашивал про концерт. Какой именно концерт, выяснить не успели – приехали родители. Они то плакали, то смеялись, Саша успокаивал их и даже сам немного прослезился. Потом нам сказали, что у пациента сейчас будут процедуры, а затем – время отдыха. До вечера можно прогуляться. Видеть неодобрительные взгляды его родителей мне не хотелось – они ведь до сих пор не приняли меня, а теперь, с учетом сложившейся ситуации, вряд ли захотят, чтобы Саша вспомнил обо мне.
Я нуждалась в помощи, мне сейчас нужно было отвлечься от всего этого. Я позвонила Полине, попросила ее приехать к больнице, сама же отправилась в ближайшую кофейню.
Она приехала не одна, а с Максимом и Анатолем. Я увидела их, почувствовала поддержку и заботу, и, не выдержав, рассказала им обо всем.
– Их узнал без малейших подсказок, – задумался Анатоль.
– А что по этому поводу говорят врачи? – Полина вытирала мне слезы, пока Максим крепко сжимал мои руки в своих.
– Всеволод, – я захлебнулась, перевела дыхание и продолжила, – Всеволод Константинович сам запутался в его памяти. Он не узнает только меня, представляете!
– Хитро, – сквозь зубы проговорил Максим.
Я тут же освободилась от его рук и встала из-за стола.
– Знаю, вы никогда его не любили. Спасибо за то, что приехали, мне очень приятно, но сейчас ваше отношение к Саше меня не очень-то волнует, так что можно не озвучивать его при любом случае, – я посмотрела на Максима и поспешила уйти.
Он догнал меня на улице.
– Ириш, не уходи, – Максим стоял сзади, но я не хотела оборачиваться.
– Ты не веришь, что он любит меня?
– Верю, конечно, как же, – я слышала, как он смеется, – только мне всегда будет казаться, что любить тебя нужно иначе.
– Почему просто нельзя быть рядом и поддержать меня? – я обернулась.
– Я же пришел сюда, я не мог не прийти. А что касается моих высказываний, – он медленно подошел ко мне и обнял за плечи, – разве ты меня первый день знаешь?
– Это точно, – я опустилась на его крепкие руки, – видимо, отвыкла от тебя. Мне порой кажется, что себя
