пытаюсь улыбнуться, но получается как-то принужденно. — Не люблю ресторанную еду.
— Ты просто в нормальных ресторанах не была, — замечает Тимур безжалостно. — Я потом скину список своих любимых, закажешь оттуда.
Он еще спрашивает про врача, и я зачем-то вру, что мне нужен покой и отдых — видимо, пытаюсь оттянуть неизбежный миг расплаты за долги. Тимур холодно кивает и снова садится на диван с ноутбуком.
Меня он словно не замечает. Что ж, наверное, так даже лучше.
Но перед тем, как ложиться спать, я вдруг набираюсь смелости и спрашиваю:
— Тимур… а ты на диване сегодня ночевал?
— Допустим.
— Это нечестно, — возражаю я упрямо. — Кровать ведь твоя. Давай лучше ты будешь там спать, а я на диване.
Тимур поднимает голову, смотрит на меня и молчит. А потом роняет короткое:
— Нет.
— Тогда, — говорю я непослушными губами и сама не верю в то, что произношу это. — Тогда… почему бы нам не лечь на кровати вместе? Так будет удобнее.
Тимур вскидывает бровь в ответ на мое неловкое предложение.
— Если я лягу с тобой в кровать, то не пройдёт и минуты, как ты окажешься подо мной с раздвинутыми ногами, а внутри тебя будет мой член, — любезно информирует меня он. — Готова? Тогда жди, я сейчас в душ, а потом приду к тебе.
Я стою растерянная, на щеках вспыхивают алые пятна.
— Прости, — бормочу я. — Я совсем не то имела в виду… я…мне…
— Да-да, доктор прописал тебе покой, я помню, — Тимур невесело ухмыляется. — И держусь изо все сил. Но поверь: не стоит испытывать мое терпение, детка. Я не железный и нихуя не благородный.
Я хочу что-то возразить, но он смотрит на меня таким диким и голодным взглядом, что меня буквально сдувает с порога, и уже через несколько секунд я оказываюсь в спальне. С закрытой дверью.
Но почему-то не перестаю про него думать. В теле жарко пульсирует желание, которое вспыхнуло от взгляда Тимура. Откровенного, мужского, наглого. В этом взгляде было все, что он хочет сделать со мной и в каких позах — и, черт, я… кажется, я не против. Мне ужасно стыдно от этого, но сложно врать самой себе.
Я ложусь в слишком широкую для меня одной постель, долго ерзаю, переворачиваясь то на один бок, то на другой, и засыпаю уже окончательно измученная бессонницей, мыслями о Тимуре и непривычным требовательным жаром между ног.
А ночью мне снится кошмар, из которого я не могу вынырнуть. В моем до жути реалистичном сне я снова оказываюсь в том загородном клубе, только теперь на мне совсем нет одежды. Я лежу на столе, словно поданное к ужину дорогое блюдо, а тот самый немец, похожий на борова, тянет ко мне свои лапы. «Малышка», — хрипит он, обдавая меня несвежим дыханием. А за его плечом стоит почему-то моя мама и смеется, приговаривая «Не будь эгоисткой». Мне страшно до тошноты, до обморока. Я хочу проснуться, но не получается. И тогда я кричу изо всех сил.
Но внезапно меня обхватывают сильные руки, прижимают к груди, а знакомый теплый запах кожи укутывает меня со всех сторон и почему-то успокаивает, как будто его присутствие на подсознательном уровне говорит о том, что мне нечего бояться. Только не с ним. С ним надежно.
— Оль, детка, ты чего? — хрипло говорит знакомый голос. — Перепугала меня. Тшшш, не кричи, тихо-тихо, все хорошо. Это я. А тебе просто приснился сон. Обычный плохой сон.
И я вдруг с невероятным облегчением понимаю, что это и правда был сон. А потом еще понимаю, что сейчас глубокая ночь и что я сижу на кровати в тонкой пижаме, вжавшись мокрым от слез лицом в полуголого Тимура. От этого и стыдно, и хорошо. Но хорошо больше, чем стыдно, поэтому я не отстраняюсь.
Он поглаживает меня по спине и что-то ласково говорит низким, хриплым от сна голосом.
— Успокоилась, детка? Я пойду?
— Нет, — бормочу я, а потом, всхлипывая, прошу: — Останься тут со мной. Хотя бы немного.
— Детка…
— Пожалуйста!
— Знала бы ты, о чем просишь, — вздыхает он тяжело, но ложится на кровать рядом со мной. Не касается, не обнимает, просто лежит рядом.
Когда вокруг глубокая ночь, а ты еще не до конца вынырнул из тумана сновидений, все вокруг кажется таким призрачно-реальным, как будто Тимур тут не на самом деле, а всего лишь снится мне.
Именно поэтому я говорю ему то, что никогда не сказала бы днем:
— Мне моя мама сегодня звонила.
— И что?
— Она сказала, что я могу не возвращаться, у меня нет больше дома.
— Детка, успокойся, — Тимур все же находит мою ладонь и сжимает ее. — Похуй на нее. Похуй на них всех. Ты же сейчас со мной.
— Это не навсегда, — тихо возражаю я, глядя в темный потолок. — И быстро кончится.
— Не навсегда, — соглашается Тимур через паузу. — И да, скорее всего это кончится довольно быстро. Максимум пара недель.
— Я не понимаю, что будет потом, — признаюсь я. — И мне страшно. Очень страшно, потому что я ничего не решаю в своей жизни. Все сейчас зависит не от меня.
— Все хорошо у тебя будет, детка. Обещаю, — Тимур осторожно гладит мои пальцы. — А пока ты живешь у меня, в моем доме, советую тебе расслабиться. Знаешь, иногда приятно ничего не решать.
— Наверное, — эхом отзываюсь я.
— Я о тебе позабочусь, даже потом, — шепчет Тимур. — Ты веришь мне?
— Да, верю.
Это странно, но я действительно доверяю Соболевскому. Он, может, и мудак, если посмотреть на его поступки со стороны, но зато в нем нет двойного дна, нет лицемерия, которого я уже достаточно нахлебалась в своей семье. Когда говорят одно, а делают совсем другое.
— Очень тебя хочу, — вдруг сквозь зубы говорит Тимур. — Не могу. Этот твой запах невозможный, у меня от него за секунду встает. Черт, ты бы знала, детка, как тяжело лежать и не трогать тебя.
— Ты трогаешь, — возражаю я тихо, ведь наши пальцы все еще сплетены.
— Нет, детка, — в его голосе
