Прошло столько лет. Многие моменты о себе я подзабыла или смутно помню. Но я точно помню расположение всех его родинок и шрамов. Прямо сейчас подмечаю новые белесые полоски на коже скул, которых раньше у него было. Похоже, привычка драться осталась с ним даже после завершения хоккейной карьеры. Горячий нрав с годами стал меньше выпускать летящих хаотично искр, ненароком сжигающих других, но не угас и присутствует даже в его спящем облике.
Саша в очередной раз придвинулся ближе ко мне. Я не удержалась и запустила пальцы в его взлохмаченные волосы. Не стала не сжимать, не гладить. Мне просто хотелось вновь почувствовать их мягкость и аромат, когда я аккуратно уткнулась носом в его макушку.
Наверное, не стоит столь беспардонно нарушать личные границы спящего человека без его на то позволения, но удержаться от того, чтобы лежать рядом и не касаться его, — выше моих сил.
Лежа рядом с Сашей, уткнувшись носом в его макушку, я прикрыла глаза и пыталась им надышаться. Возможно, больше подобного шанса у меня попросту не будет. Он проснётся завтра утром и пошлёт меня куда подальше. И будет совершенно прав, учитывая обстоятельства, погубившие, возможно, лучше годы в жизни нашей не случившейся семьи.
Входная дверь квартиры тихо открылась и почти сразу же так же тихо закрылась. Арина
Шорох одежды перешёл в негромкие шаги, а затем в дверной проеме возникла голова сестры.
— Я до… ого! — выронила она, уже не стесняясь распахнув дверь моей комнаты. — Это то, о чём я думаю?
— Если бы это было то, о чём ты думаешь, то ты бы не попала в эту комнату так просто, — проворчала я, укрывая Сашу так, будто пыталась его защитить. От кого, дурында? — Он просто пьян.
— Сам пришёл? — в темноте была видна только широкая улыбка сестры и блеск ее широко распахнутых глаз.
— Сам.
— Это любовь! — едва не пищала она. — Точно тебе говорю. Иначе ему бы сейчас другая зализывала… раны. Кхм.
Будто тупым ножом мне коже прошлась. Мысль о том, что Саша мог так же прийти к другой буквально взбесила меня.
— Иди спи, — процедила я сквозь стиснутые зубы.
— Санёк! — продолжала тем временем радоваться Арина. — Давай пять! Ай, ладно. Не вставай. Утром дашь после того, как поседеешь, когда поймёшь, где проснулся.
— Арина, — цедила я с нажимом.
— Ладно-ладно, — отмахнулась она, отступая к двери. — Не ревнуй. Но, когда начнёт просыпаться, меня тоже разбуди. Хочу увидеть его реакцию, когда он поймёт, где и с кем проснулся. А может, я, вообще, тоже тут побуду? Рядом лягу…
— Арина! — рыкнула я.
— Всё-всё. Ушла! Вернусь только за племянником. Не затягивайте. Галстук там или носок на дверную ручку повесить?
— Вали уже! — бросила я в нее мягкую игрушку Насти, которая жила на моей тумбочке.
Вроде, и злиться хочется на Арину, но какой-то её задор и живость, всегда передаются мне. Даже головная боль и мысли о неизбежности утра ненадолго отступили, и в какой-то момент захотелось верить в то, что может быть хорошо.
И верилось бы ещё долго.
Но утром Саша открыл глаза и, посмотрев на меня, вошедшую в комнату со стаканом воды, дал понять, что расслабляться мне не следовало.
— Доброе утро, — произнесла я тихо и под молчаливым Сашиным взглядом поставила стакан холодной воды рядом с ним на тумбочку. Из кармана домашних штанов достала блистер с таблетками от головной боли и положила рядом со стаканом. — Выпей. Станет легче.
Саша неясно фыркнул и прикрыл глаза. Перекатился с бока на спину и накрыл лицо сгибом локтя. Поморщившись, подсунул другую руку себе под спину и вынул оттуда телефон, оставив его лежать рядом с собой.
— Во сколько я пришёл? — произнес он хрипло, будто не своим голосом.
— Часа в два ночи.
Саша шумно вздохнул. Убрал руку и растер лицо ладонями. Плавно сел в постели, уперевшись локтями в колени, неторопливым взглядом поднялся по моим ногам и заглянул в глаза с холодной отстраненностью.
— Зачем впустила?
Он серьёзно об этом спрашивает? Это вызывает у него вопросы?
Неясно дёрнув плечами, я спрятала руки в карманы штанов и кивнула в сторону двери:
— Можешь уйти, если хочешь. Или останься, и мы поговорим. Ты ведь за объяснениями пришёл или передумал?
— Мама, а дядя Саша проснулся? — Настя как ураган вбежала в комнату и застопорилась рядом со мной, увидев сидящего на моей кровати Сашу. — Ой, доброе утро! А у вас голова болит, да?
Саша молча смотрел на Настю. И это был совсем не тот взгляд, которым он смотрел на неё ранее. Это совсем новый непонятный мне взгляд. Ему не хватало только микроскопа и лупы, чтобы он разглядел свою дочь вплоть до каждой клеточки, чтобы точно быть уверенным в том, что Настя действительно его дочь. Или он, наоборот, хотел найти что-то такое, что точно даст ему уверенности в том, что он не имеет к моей дочери никакого отношения.
— Доча, — положила я на ее плечико ладонь и мягко притянула к своему боку, приобняв. — Сходи, пожалуйста, на кухню. Включи чайник и достань нам всем кружки. Мы с дядей Сашей сейчас придём.
— Хорошо, мама. Дядя Саша, а вы чай будете или кофе?
— Кофе, — выронил он сухо, соизволив сказать хоть что-то вместо того, чтобы пялиться на нашу дочь, как маньяк.
— Значит, маленькую кружку, — отреагировала Настя и быстро ушла на кухню, где почти сразу зашумел чайник и загремела посуда.
— Сейчас мы позавтракаем, Настя с Ариной уйдут на прогулку, и мы с тобой поговорим. Хорошо? — спросила я, но Саша никак не отреагировал, продолжая пялиться в точку, где секундами ранее стояла Настя.
Я не стала ждать ответа. Еще раз напомнила Саше о том, что стакан с водой и таблетка от головной боли ждут его на тумбочке, а я, Арина и его дочь ждём его на кухне.
Осушив стакан воды, но не выпив таблетки, Саша помятый и чуть замедленный в своих движениях вышел следом за мной из комнату и вошёл в кухню, где хмуро оглядел пространство вокруг.
— Дядя Саша, это вам, — Настя поставила на стол напротив свободного стула блюдце со сгущенкой, а рядом положила блин. — Только хрустящие краешки мне оставьте, ладно? Я их очень люблю.
— Я тоже, — сипло ответил Саша, присаживаясь на стул, но через несколько секунд добавил ожидающей ответа Насте. — Оставлю.
— Надо квартиру проветрить. У нас будто бомжи подышали и ушли, — появилась на кухне Арина и тут же прикусила язык, увидев Сашин затылок. — А, вообще… уже и не пахнет даже. Это у меня духи просто дешманские так воняют, как вчерашний перегар.
— Садись завтракать, — указала я сестре взглядом на её место рядом с Настей.
Когда все устроились за столом, стало непривычно, что четвертый стул тоже занят. Обычно мы с Ариной складываем на него ноги после того, как поедим и остается время на разговоры.
Арина вела себя как в кинотеатре, внимательно разглядывая Сашу и то, как он разглядывал уплетающую блины Настю. Иногда с хитрой улыбочкой, таящейся в уголках губ, сестра поглядывала и на меня.
И только Саша, так и не притронувшись к завтраку, как и я, продолжал смотреть на Настю, как на диковину. И от этого становилось не по себе. Материнское сердце билось в постоянной тревоге, боясь того, что Саша может выкинуть в любую секунду.
В один из моментов Саша поднял свою левую руку, развернув ребром к себе и, нахмурившись, тут же опустил, посмотрев на меня так, будто был готов сказать мне пару крепких, весьма матерных слов.
Он психует на меня за то, что у его дочери тоже есть маленькая едва заметная родинка у основания мизинца на левой руке?
— У тебя так волосики вьются, доча, у шеи, — пропустила я волосы дочки между пальцами. Не будем показывать, у кого волосы вьются так же. — И глазки такие тёмные-тёмные. Как смородинки, — послала я дочери воздушный поцелуй, кажется. Не будем показывать пальцем, в кого у неё такие глаза. Потому что обладатель их глаз был готов прямо сейчас просверлить дыру в моей щеке своим взглядом.
— Так, Настюх, почесали на прогулку. У тётки выходной, она хочет гулять, — Арина быстро взяла Настю в оборот и вывела её из-за стола.
