Мои брови взлетают вверх от удивления. Хочу ему ответить, но в комнату заходит мой адвокат, на ходу произнося, чтобы я не давала пока никаких показаний без него.
Допрос длится, как мне кажется, бесконечно. Мы ходим по кругу снова и снова.
Что они пытают понять? Или на что вывести меня?
Адвокат требует перерыв.
После него приходит ещё и прокурор, и всё начинается по новой.
Меня задерживают на трое суток. Если Алекс не очнётся к тому времени, то возможно срок ареста продлят.
Отлично, блин!
— Не волнуйтесь, я обжалую решение, — заверяет меня адвокат, перед тем, как мне отправиться в камеру.
Славно! Будет время подумать про житие — бытие.
Английский обезьянник — это вам не русские голые нары. С удобствами. Кровать, стол, стул, туалет с раковиной. Даже вай-фай имеется.
Всю ночь лежу, глядя в потолок и с мыслями о том, как там Алекс. Глаз так и не сомкнула.
Воображение рисует страшные картины, которые я тут же отгоняю подальше из своей головы.
Около одиннадцати часов дня меня отводят в зал для посещений. За столиком сидит Фалькон.
— Миша! — бросаюсь с волнением к нему.
Он останавливает меня, выставив вперёд руки, и кивает в сторону охранника. Близкий контакт — не допустим.
— Как Алекс? — сразу с вопросом, как только мы садимся за стол.
— Нормально… Состояние стабильно тяжёлое, — отвечает немного помедлив.
— Тяжёлое?
— Сэл, он полтора литра крови потерял. Конечно, тяжёлое! И лёгкое зацепило. Но врачи обещают поставить его на ноги через месяц.
— Боже… — прячу лицо в ладони.
— Адвокат работает над тем, чтобы вытащить тебя отсюда. Если бы ты не стрельнула в колено одному из них, то была бы уже на свободе. Прокурор считает, что ты это сделала не по причине самообороны.
— Он пытался в меня выстрелить другой рукой, у него она просто дрожала.
— А вот он утверждает, что ты сделала это хладнокровно.
— Ублюдок! — вырывается у меня.
— Согласен… Если не получится переубедить прокурора и судью, то будем требовать отпустить под залог.
— Они бы убили нас, были без масок. А значит, надеялись, что их всё равно никто не опознает.
— Я понимаю… Сейчас задача адвоката убедить в этом обвинителя. Это сложно… Самое ужасное, что пресса уже пронюхала. Народ разделился на два лагеря: тех, кто за тебя и тех, кто против.
— Этого стоило ожидать… — вешаю разочарованно голову.
— За тебя большинство известных и уважаемых людей. Считают, что ты поступила правильно, защищая свою жизнь и жизнь Алекса. Они поднимут хороший резонанс. Властям придется прислушаться к общественному мнению.
— Закон не переделают под меня. Вспомни, сколько таких прецедентов было. Пару лет назад шумное дело Гилла…
Мишка смотрит на меня с недоумением.
— Ты всё помнишь?
— Да, я вспомнила. Похоже, от их удара мозги встали на место, — потираю огромный синяк от виска до челюсти, закрытый пластырем.
— Это же отлично! — радуется Фалькон.
— Отлично будет, когда я отсюда выйду! Стася и дети должны сегодня вернуться. Не хочу, чтобы они видели квартиру в таком виде.
— Её опечатали. Они пока поживут у нас. Я уже с ними связался.
— Хорошо… Так будет лучше… И держите меня в курсе состояния Алекса.
— Обязательно.
***
Меня отпускают только через три дня под залог.
Прокурор не отменил своё решение — будет суд. Мне грозит как минимум три года, если, конечно, присяжные посчитают меня виновной. А могут и оправдать, на это и надежда.
Мишка отвёз меня к себе домой, где я приняла душ, привела себя в порядок и отправилась в больницу к Гроу.
Глава 29
Рядом с постелью Алекса сидит его мать.
Миша сказал, что родители прилетели сразу же, как узнали о ранении сына.
— Здравствуйте, Татьяна Сергеевна, — произношу тихо.
Она поднимает на меня красные от слёз и недосыпа глаза.
— Ты? — смотрит с ненавистью и презрением. — Что ты тут делаешь? Тебя уже выпустили?
— Как видите, — прохожу к кровати и беру Алекса за руку.
Она холодная и влажная. Грудь полностью замотана бинтами.
Гроу спит. Врач сказал, что утром он пришёл в себя и порывался встать, так что им пришлось уколоть ему снотворное.
— Уходи! — шипит как кобра Татьяна Сергеевна. — Это из-за тебя он здесь…
— Да. Иначе бы мы с вами стояли не в больничной палате, а на кладбище у его могилки.
Она замолкает, но продолжает смотреть со злобой в глазах.
— Если бы ты снова не появилась, то он бы не сорвался за тобой. Женился бы и жил себе спокойно, — заговаривает снова.
— Это был его выбор. Он хотел быть счастливым…
— По-твоему, это счастье? — кивает на Алекса.
— Нет. И у меня, так же как и у вас, сердце кровью обливается, глядя на него в таком состоянии. Но я его люблю! Понятно? — пилю её гневным взглядом. — Знаю, не такую невестку вы себе желали.
— Мы с Алексеем не примем ваш брак!
— Это решать Алексу. Если он захочет уйти, я его держать не буду.
— Алексей…
— Ваш муж ничего мне не сделает! — обрываю её. — Не нужно меня запугивать. Пуганая уже.
— Тоже убьёшь? — ехидно скалится.
— Зачем? Просто предоставлю выбор вашему сыну.
Она выбегает из палаты, оставив нас одних.
— Эй, привет! — глажу любимого по заросшей щеке. — Давай поправляйся, мне тебе так много нужно сказать.
Он будто услышал и с трудом открывает глаза.
— Сэл? — хрипит чуть слышно.
— Да. Это я…
— Тебя не ранили?
— Нет. Со мной всё в порядке. А ты спи… Тебе силы нужны, — целую его ледяные пальцы.
— Холодно…
— Это от потери крови. Я попрошу принести ещё одно одеяло, — собираюсь выйти, но он останавливает слабой хваткой.
— Не уходи…
— Хорошо… — приседаю на край кровати.
Снова глажу его по лицу. Он медленно поднимает руку и кладёт на мою ладонь. Целует в неё.
— Я тебя люблю…
— И я тебя. И запомни ещё кое-что. Ты от меня никуда не сбежишь. Я тебя и на том свете достану, — шутливо грожу ему.
Он вымученно смеётся, но не может это делать долго, забивает кашель.
— Оу, — сжимается от боли.
Ранение и сломанные рёбра. Я перестаралась, делая ему искусственное дыхание. Но врач заверил, что это часто происходит по неопытности, и ничего страшно нет.
— Прости, — вцепляюсь в его руку.
— Нормально… Переживу… Бывало и хуже…
— Да, ты любишь играть с судьбой. Авария… Падение… Сейчас это… Любишь коллекционировать шрамы?
— Не смеши меня, мне трудно это делать, — улыбается.
— Спасибо тебе! Ты нарвался на пулю, защищая меня.
— Что с ними? Кто вызвал полицию?
— Я вызвала. Позже расскажу, как всё было, — не нужно ему пока всё знать.
— Мне ещё долго здесь лежать.
— Вот и хорошо. Отдохнёшь… А потом мы пойдём с тобой в тот ресторанчик и закажем суп из хвостов и копыт, для укрепления твоего здоровья, — улыбаюсь ему.
Его лицо меняется.
Глаза забегали, осматривая моё лицо.
— Ты вспомнила? — догадывается он.
— Да. Абсолютно всё…
— Супер!
— Ладно, отдыхай. Я пойду, принесу одеяло, — хлопаю его по руке.
Когда возвращаюсь, он уже спит. Накрываю его, сижу ещё немного рядом, не отрывая от него глаз.
Бледный, осунувшийся, но всё равно красивый и ужасно любимый.
Я обманула… Я не смогу его отпустить никогда из своей жизни. Эта любовь живёт глубоко во мне, в каждой клеточке. Она проникла в ДНК. Поглотила всё вокруг. Мне дышать без него тяжело…
Слёзы прокладывают дорожки на моих щеках. И я их не сдерживаю. Это слезы радости и счастья.
Он жив и он рядом. Мне ничего больше не надо… Все обиды улетучились, показались совсем никчёмными.
Тихонько выхожу из палаты и беззвучно закрываю за собой дверь.
Надо выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Больничная атмосфера давит, а слёзы душат.
Шоркаю ногой в ожидании лифта. Когда створки открываются и все выходят, напротив меня остаётся лишь один человек.
