Полностью разбит, глаза стеклянные. Говорю же, мерзавец. А вот если бы я не пришла, помирал бы из вредности?
На кровати ноутбук и какие-то бумаги.
Трудоголик – это диагноз.
— Убирай вот это все! — указываю на кровать.
— Моя прекрасная и строгая медсестра всё-таки пришла. Теперь точно буду жить.
— Не обольщайтесь, Андрей Сергеевич, я просто отдаю долги. Вы тоже меня лечили, когда я была больна.
— Ой, лгунья, — закатывает глаза. — Ну пусть будет так.
Андрей
Мне и правда хреново. Все тело ломит, знобит, голова тяжёлая. К вечеру становится хуже. На дворе лето, а мне холодно. От любого резкого движения простреливает в висках. Принимаю горячий душ, пытаясь согреться. Нет, я не идиот. Отказываться от лечения не собираюсь. Не пришла бы Василиса – вызвал бы врача. Но моя прекрасная медсестра здесь. Она делает вид, что равнодушна, но у нее плохо получается. Давай, детка, сдавайся, ты же уже изменила свое отношение ко мне. Я вижу это по ее глазам, там больше нет ненависти ко мне. Праздновать победу явно рано, но мы сделали один большой шаг. Не без Динки, конечно. Это было ненамеренно… И меня тоже очень беспокоит то, что моя дочь видит в каждой женщине мать. Это больно – да, но я ничего не могу изменить. Да и Василиса – не каждая…
— Так! — строго начинает она, растворяя в стакане порошок. — Вот это выпиваешь вместе с этими таблетками, — раскладывает все на тумбе. Послушно сажусь, глотаю все, что она дает. Из ее рук я приму даже яд. Когда впервые увидел Василису, даже не подозревал, что похоть перерастёт в нечто большее, и вот уже помимо секса я хочу от этой девочки много. Того, что она не может мне дать.
Самые ценные женщины – те, которые достались вам в борьбе.
— Вот это выпьешь утром, — указывает на пилюли. — А если будет температура, то еще и вот это, — в повелительном тоне наказывает она.
— Как скажешь, моя госпожа.
— И в постель немедленно! — сама расправляет кровать, убирая покрывало.
— Выключи верхний свет, оставь только светильник, — прошу ее, ложась. Василиса кивает, щелкая выключателем. — И останься, пожалуйста.
— Зачем? — сводит брови.
— Просто полежи со мной. Касаться не буду, ты на одном краю кровати, я – на другом.
— Андрей, это лишнее.
— Возможно. Это просьба. Хочется тебя рядом.
— Нет, вы посмотрите, какой мерзавец! — возмущается она. — Пользуется тем, что болен, — подходит к кровати, ложится.
Усмехаюсь, поворачивая к ней голову. Рассматриваю. На ней что-то невообразимо сексуальное. Легкие штанишки и маечка. Тонкая материя красиво повторяет изгибы ее тела, выделяя выдающиеся прелести. Прикрываю глаза. Несмотря на болезнь, я остаюсь мужчиной, который хочет эту женщину.
Хочется протянуть руку и просто прикоснуться, погладить бедро, грудь. Нет, ни хрена не просто.
Девочка моя, маленькая, доверься мне, и я порву всех за тебя.
Хочется сказать это вслух, но как только начинаю как-то обозначать свою симпатию, Василиса тут же закрывается со страхом.
— Если бы у тебя была возможность выбирать, чем заниматься, что бы ты делала?
— В каком плане?
— В плане работы, учебы, саморазвития, своего дела.
Ну не хочу я, чтобы она была прислугой. Эти красивые руки не созданы для уборки. И я готов многое ей дать. Только как? Не примет же. Даже готов дать без отдачи. Хотя нет, лгу, конечно. Ее «личного» мне очень хочется. Нашего, общего.
— В детстве я хотела стать организатором свадеб, — отвечает она. — Не смейся.
— Я не смеюсь. Что-то типа ивент-агентства?
— Да.
— Есть какие-то обучающие курсы?
— Есть, конечно.
— Хорошо.
Киваю, мысленно ставлю галочку найти ей курсы и вообще изучить эту сферу. Остаётся надеяться, что она когда-нибудь примет это от меня.
— А Динка хочет стать прокурором, — смеюсь я.
— Прокурором? — Вася сама не замечает, как в удивлении ложится набок, подпирая рукой голову, и подаётся ко мне. И это моя победа – еще один ее неосознанный шаг. Близости уже не боится.
— Да. Мать смотрела сериал с бабой-прокурором. Динка впечатлялась.
— Прикольно, — улыбается. — Она у тебя умница. Только почему ты так мало уделяешь ей времени? — в голосе претензия.
— Есть такое… — выдыхаю. Ее таблетки начинают действовать, головная боль отпускает, и меня клонит в сон. — Тут много факторов. Но вины с себя не снимаю. Я отвратительный отец.
— Ты хороший отец. Поверь мне.
— Придётся поверить.
И я понимаю, о чем говорит Василиса. Ей есть с чем сравнить.
— Может, ты хочешь кушать? Ты не ужинал, — подрывается с кровати.
А я откидываюсь на подушки, прикрываю глаза и улыбаюсь.
Лед тронулся, господа.
— Нет, ложись на место, расскажу тебе, чего я хочу.
Послушно ложится. Несмотря на то, что она сейчас открытая, между нами все равно стена. А мне хочется ее сломать. Я болею по большей части от этого. От неудовлетворённого желания, от невозможности прикоснуться, от постоянных изматывающих мыслей о ней. И чувство постоянной сдавленности грудной клетки не отпускает.
Рассматриваю Василису: ресницы длинные, глаза красивые, губы… Ох, эти губы. Никогда не думал, что в своем возрасте буду так хотеть поцелуя, просто, мать ее, поцелуя. Она уже не боится, не шарахается от меня – это хорошо, но мне опять мало. Я очень жадный, когда дело касается Василисы.
— Позволь к тебе прикоснуться, — прошу ее.
Девочка распахивает глаза.
— Просто прикоснуться. Обнять, прижать к себе, подышать тобой. Просто проведём эту ночь вместе.
И снова в ее глазах страх. Черт. Она не поняла.
— В смысле просто поспи со мной.
— Андрей Сергеевич! Вам не кажется, что вы обнаглели? — снова включает иронию, обрастая броней.
— Не кажется. Мне это необходимо сейчас, — кажется, во мне что-то ломается и терпения не хватает. — Сжалься, моя девочка, дай мне немного себя. Я просто прикоснусь, обниму, а если тебе будет неприятно или страшно, то отпущу. Давай попробуем?
Василиса молча прикрывает глаза, кусая губы. Ой, бля, для меня сейчас каждый ее жест – уже секс. Я сам хочу покусать ее губы.
— Иди сюда, — хрипло зову ее. — Не бойся, я очень аккуратно, — это
