хочу видеть тебя вновь. ― Я кладу трубку, завожу машину и еду прямиком домой. Когда я оказываюсь внутри, я запираю дверь и открываю бутылку вина.
Как моя жизнь замужней женщины превратилась в…
Расставание.
А затем в лучший секс в моей жизни.
А теперь…
Что, черт возьми, происходит?
Прямо сейчас я планирую утопить себя в бутылке вина, ожидая, когда моя лучшая подруга придет с пиццей.
Я могу напиться к ее прибытию, если она не поторопится. Я наливаю бокал и быстро выпиваю его, а через секунду раздается стук в дверь, и я слышу голос Симоны с другой стороны. Взяв бутылку, поскольку я решила не брать бокал, я распахиваю дверь. Она держит в руках две коробки с пиццей, а на ее губах играет огромная улыбка.
― Я принесла нам брауни… ― Она смеется. ― Особенные брауни. ― Она протягивает пакет, тряся им. ― Нам нужно съесть по одному перед пиццей. ― Она кладет все на стойку, берет бутылку вина из моей руки и протягивает мне брауни. Я съедаю его без раздумий, после чего она открывает пиццу. ― Налетай. ― Она берет свое брауни и садится напротив меня. ― Итак, Кайлер стоял у твоей двери. Я сказала свалить.
Я стону и опускаю голову на руки.
― У него в руках были бумаги. Полагаю, бумаги на развод? ― спрашивает она, поскольку я сказала, что отправила их ему.
― Да, это было нужно сделать, ― говорю я, потянувшись за бутылкой вина. ― У меня был великолепный секс с человеком, который, возможно, является убийцей. ― Я стону. ― Как это пережить?
― Подожди, ты что? ― спрашивает она с открытым ртом.
Я начинаю чувствовать слабость и ложусь на пол, холодный кафель успокаивает мою кожу.
― Думаю, я напилась.
― Или обдолбалась. ― Симона смеется.
― Обдолбалась? ― спрашиваю я в замешательстве, не двигаясь.
― Да, в этих брауни есть немного добавок.
― О боже. Я не только напилась, я еще и обкурилась. И занималась сексом с серийным убийцей. Я должна добавить это в свое резюме, чтобы заиметь репутацию среди бандитов… ― Я хнычу, чувствуя, как Симона садится на пол рядом со мной. Пиццу она приносит с собой. ― И я подружилась с женами мафиози. ― Я хлопаю в ладоши, а саркастический взгляд? Я его уже отточила. ― Принимаю поздравления.
― Ну же, подумай об этом в таком ключе… Ты приобрела жизненный опыт. Раньше ты бы оделась на гала или вечер и все. Оставалась рядом с Кайлером и говорила с теми, с кем он хотел. ― Она пожимает плечами. ― Это хорошо, не так ли?
― Ориана. ― Я закрываю глаза, когда слышу свое имя.
― Я сильно накидалась, я д… думаю, ― лепечу я со все еще закрытыми глазами. ― Потому что я слышу, как мама зовет меня по имени.
― Да, я думаю, это потому, что она за дверью. ― Я сажусь, сталкиваюсь головой с Симоной и бьюсь носом о ее лоб.
― Блядь! ― кричит она. ― Больно.
― Прости. ― Я смотрю на дверь, зажав нос. ― Может, мы просто под кайфом? ― шепчу я.
Но вскоре раздается стук, и я стону, вновь слыша мамин голос.
― Притворись, что нас здесь нет. Мы можем спрятаться. ― Я встаю на четвереньки и собираюсь спрятаться за диваном, когда через дверь доносится мамин голос. ― Я слышу тебя, Ориана. ― Ее голос звучит раздраженно.
― Сахарок, ― притворно ругаюсь я. Оглядываюсь на Симону, все еще лежащую на полу и поедающую свою пиццу. Умудрившись встать, я подхожу к двери и неохотно открываю ее. Моя мама стоит там с большой сумкой в руках, а на ее лице написана целая куча разочарования.
― Ты не позвонила.
― Я была занята, ― говорю я ей.
Мама входит и обхватывает меня руками, роняя сумку, когда обнимает меня.
― Я слышала. Поэтому я и приехала к тебе. ― Она обнимает меня еще крепче, после чего отпускает и отстраняется. ― Я вижу, вы обе все еще ввязываетесь в неприятности, ― говорит она, глядя на Симону, которая не поднимается с пола.
― Простите, миссис Лавендер.
Я помогаю Симоне подняться, пока мама идет на кухню и открывает другую коробку с пиццей, достает кусок и быстро его съедает.
― Какие планы? ― Ее взгляд падает на меня. ― Кайлер позвонил мне.
Я стону.
Как мужчина может быть таким отстраненным в отношениях, а после их окончания быть доступным как никогда? Это буквально не имеет смысла. Я ищу помощи у Симоны, но она идет в гостиную и включает телевизор, полностью игнорируя меня. Типично, когда становится трудно…
Когда я оборачиваюсь, у мамы во рту половина брауни.
О черт…
― Ты не должна это есть, ― предупреждаю я.
― Почему? Оно потрясающее. Умничка. Ты должна дать мне рецепт.
Симона начинает сильно смеяться, падая на диван, пока мы не перестаем ее видеть, но все еще слышим.
― Не ты его испекла? ― спрашивает моя мама, кивая в ту сторону, где Симона валяется от смеха.
― Мам, в них марихуана. ― Я вижу, как на лице моей матери отражается ужас. Она расширяет глаза, выкидывает брауни и смотрит на него, а затем тянется за ближайшей выпивкой, которая, так уж вышло, оказывается моим вином, и выпивает ее до дна.
― Ты позволила мне его съесть, ― обвиняет она.
― Технически, ты не спрашивала. Ты просто съела его. ― Я пожимаю плечами. ― Я съела один, и я все еще жива. ― Я сажусь обратно на пол и вновь ложусь. ― Я чувствую себя немного уставшей, как будто проваливаюсь сквозь пол. Это все, что я чувствую.
Симона продолжает смеяться.
Моя мама ахает, как будто ее накрывает осознанием.
― Это делает меня наркошей? Я никогда не принимала наркотики. О боже, что если я стану зависимой?
Симона теряет самообладание. Она бьется в истерике.
― Я уверена, что не станешь, ― говорю я ей, в то время как Симона кричит, все еще находясь в истерике. ― Наркотики ― это плохо, детишки, вы становитесь зависимыми.
Эти слова моя мама говорила нам в детстве.
― Симона, ― кричит мама. Держа в руках бутылку вина, она ложится рядом со мной. ― Пол приятный и холодный.
― Да, ― соглашаюсь я.
― И
