— Да! — выдохнула Сонька.
Лера прошла в ординаторскую, получила рекомендации врача, кучу рецептов на лекарства и распрощалась.
— Лера! — Она обернулась на пороге. Врач надевал пиджак. — Не затягивайте с институтом. Может, все и обойдется и операция не понадобится. Но чем скорее, тем...
— Я понимаю, доктор, — слабо улыбнулась Лера. — Как только найду деньги, так сразу и поеду. Спасибо вам.
— Да не за что! — обреченно сказал он. По всей видимости, расценки он знал слишком хорошо. Он помахал рукой Соне, и они вышли.
А дома ее ждали совсем не радостные новости.
Натка сидела на кухне, мрачная, словно небо перед грозой. Фаина курила сигару. «Плохой знак, — мелькнула мысль у Лерки, — очень плохой».
— Ну, давайте сразу и по существу, — приказала Лера, как только уложила спать Соню. От поездки девочка утомилась.
— Я нашла твоего отца, — сказала Натка.
— Так это же замечательно! — воскликнула Лерка. — Чего же вы такие хмурые? Ты его видела?
— Да уж, пришлось. — Натка отчего-то иронично скривила губы.
— Нат, в чем дело? — Знакомое чувство тревоги сжало сердце. — С ним все в порядке?
Натка взглянула на Фаину, а потом поднялась.
— Знаешь, мать, поехали, сама все увидишь. Здесь недалеко. Всего пару остановок на метро.
Лера молча встала и натянула сапоги.
Они подошли к старой хрущевке. Домик держался на честном слове. Два подъезда были заколочены. Скорее всего, дом собирались сносить, и оставалось лишь несколько жилых квартир. Они поднялись по разбитой лестнице на третий этаж и остановились перед обшарпанной, измазанной старой краской дверью. Вонь в подъезде стояла невообразимая.
Натка повернулась спиной и ногой стала дубасить в дверь.
— Звонка нет, а интеллигентный стук она не слышит, — объяснила она свои странные действия.
— Кто? — решилась спросить Лерка.
В это время дверь со скрипом открылась, и на пороге появилось нечто. То, что перед ними стоит особь женского пола, можно было определить только по халату и жалкому подобию груди, которая бесстыдно вывалилась их разодранной прорехи. Абсолютно спитое одутловатое лицо, короткие, немытые сто лет волосы торчали в разные стороны, а под левым глазом наливался синивой огромный синяк.
— Чо надо? — прохрипело нечто.
— Леха дома? — грубо осведомилась Натка.
— Бутылку дашь — скажу. — Нечто оскалило рот с единственным зубом.
— Рискуешь остаться без зуба, — прошипела Натка и надвинулась на «нечто».
Та испуганно вжалась в косяк и посторонилась. Натка прошла в прихожую, таща за собой Лерку. Лерка уже хотела крикнуть, какого черта подруга притащила ее в эту дыру, как тут увидела в углу комнаты, на голом полу, устланном грязными газетами, отца. Вернее то, что некогда было красивым, удачливым, обеспеченным мужчиной. Ее кумиром и героем. Поджав под себя длинные ноги, неестественно свернувшись, он спал, запрокинув голову. Если бы не храп, Лерка решила бы, что он умер. На нем были короткие рваные треники с пузырями на коленках, лохмотья некогда роскошного английского пуловера и один дырявый носок.
— Папа! — в ужасе прошептала Лера.
— Да ну? Вот радость-то! — «Нечто» проворно подскочило к отцу и толкнуло его в бок ногой. — Эй, Леха, открой зенки! Дочюра твоя прикатила, нам на подмогу. Со свиданьицем надо бы... — И она красноречиво щелкнула по шее пальцами.
— На, и чтоб тебя час здесь не было! — брезгливо протянув сторублевку, сказала Натка.
— Хоть два, хоть два, красавица, — прошамкало «нечто» и, подхватив что-то похожее на пальто, умчалось за «лекарством».
За это время отец раскрыл глаза, застонал и с трудом сел. Сфокусировав свой взгляд на дочери, он вполне трезво проговорил:
— Нашли все-таки.
— Собирайся, — жестко, почти как Натка, сказала Лера. — Поехали домой.
— Домой? — с изумлением переспросил отец. — А разве у меня есть дом? Нет, Лера, я человек конченый. Нет у меня ни дома, ни детей, не жен. Я никому не нужен и никому ничего, кроме горя, не принесу. Убирайтесь!
— О’кей. — Лерка скинула шубу и стащила сапоги. — Тогда я останусь здесь. — И она села по-турецки перед отцом. — Сейчас твоя подруга принесет пойла и харч, мы тут закусим, выпьем, рискуя, конечно, при этом попасть в больницу или в крайнем случае на тот свет. А там хорошо, там не надо кормить трех малых детей, заканчивать институт, разыскивать пропащего папашу, который нашел самый легкий выход из сложного положения — просто спился! Да, пап, ты прав, не надо нам в тепло и уют, где нам с тобой всегда рады! Останемся здесь, в этой вонючей конуре и будем жить до тех пор, пока не свалится нам на голову этот потолок!
За весь этот гневный монолог отец не произнес ни звука. Потом закрыл руками лицо и заплакал.
— Зачем я тебе, дочка? Я уже ничего не могу. Я даже в глаза тебе смотреть боюсь.
— Это хорошо, пап, значит совесть еще не совсем пропита. Поехали, пап, найдем хорошую клинику, вылечим тебя, и все будет хорошо.
Она еще долго уговаривала его ругалась, снова упрашивала, и в конце концов он сдался.
— Ладно, Лер, черт с тобой. Давай попробуем.
Лера с Наткой как могли, привели его в относительный порядок с помощью воды из чайника. Только там оказалась вода. Из труб вырывался лишь вонючий воздух. Видимо, водоснабжение данного домика отключили уже давно.
На метро решили не ехать, а пройти две остановки пешком. Отца мотало, словно сорванный парус, он поминутно хватался за сердце и жутко кашлял.
— Лерка, он совсем больной, — сказала Натка. — Похоже, пневмония. Давай волоки его наверх, а я в аптеку. Куплю антибиотиков.
Лерка впихнула отца в лифт и, придерживая его одной рукой, нажала кнопку своего этажа.
Когда двери лифта распахнулись, Лера увидела Фаину. Она будто знала, что они едут вместе. А скорее всего увидела в окне. Бабушка ничего не сказала, лишь подставила свое плечо. Вместе они почти внесли отца в квартиру.
— В ванну! — глухо отчеканила Фаина.
— Ба, давай Натку подождем. Она говорит, у него воспаление легких. Вдруг его нельзя в ванну?
— Иди отсюда! — гаркнула Фаина, и Лерка испуганно ретировалась.
Пришла Натка. Сбросив дубленку, побежала помогать Фаине. Они вымыли и переодели отца, напоили горячим бульоном, а после Натка поставила ему капельницу и еще часа полтора бегала в маленькую комнату, переставляла пузырьки с лекарством. За все это время отец не сказал ни слова. Молча повиновался всему, что от него требовали, ни выказывая при этом ни тени недовольства. Он вообще ничего не говорил. Будто ему было уже все равно, что с ним делают.
— Уснул, — констатировала Натка, в очередной раз зайдя на кухню.
