Выражение «динамит» еще больше не понравилось Иванке, хотя именно оно наиболее точно характеризовало их с Крюковым отношения.
Девушка отцепила от себя руки Крюкова, выскочила в коридор.
– Иванка! – навстречу уже бежала Рита. – Чего вы там орете? Дурдом какой-то…
– Он меня девкой обозвал и сказал, что я его динамлю! – взорвалась Иванка. – Прости, ты его дочь, я не должна, но я…
– Да я же не всерьез, я в шутку! – завопил Крюков, выскочив следом из своего кабинета. – Ты посмотри, что я ей хотел подарить, а она нос воротит! – он сунул дочери под нос кольцо.
Рита сделала большие глаза.
– Пап! Ты, правда, попридержи коней… – строго произнесла она. – Это только в старые времена девушки замуж рвались, а теперь их и силком туда не затащишь! Ты какой-то старомодный…
– Здрасте! Яйца курицу учат! – возмутился Крюков.
– Иванка, а ты вот что… Не пори горячку, – строго произнесла Рита. – Папка тебя обижать не хотел. Он человек простой, умных слов не знает, выражается как умеет.
– Ха! – воскликнула Иванка возмущенно, но все-таки сдержалась, промолчала.
– Пап, ты тоже успокойся, – тем временем продолжила Рита. – Что у вас там, я вникать не буду. Срастется у вас или не срастется… Неизвестно. Но Иванка в первую очередь – моя подруга. Ты слышишь? Повтори!
– Она твоя подруга… – повторил послушно Крюков.
– Никогда ее не обижай. Никогда, слышишь? – глядя в глаза отцу, сурово велела Рита. – Я тебе приказываю.
– А я ее и не обижал!
– Да, он меня не обижал… – вздохнула Иванка. – Все в порядке, Рита.
От избытка чувств она не выдержала, обняла девушку. Всю приязнь, все свое дружеское участие, которые доставались раньше Алисе, Иванка теперь обрушивала на юную подругу.
Иванка не могла без друзей, без лучшей подруги, без любви, без общения, без болтовни, встреч, посиделок… В ней было столько чувств, что их непременно надо было куда-то сбросить, иначе бы они просто раздавили свою хозяйку. Вот и сейчас девушка едва владела собой, едва смогла сдержаться – а ведь под воздействием эмоций чуть не приняла подарок Крюкова, чуть не отозвалась на его любовь.
А этого делать было нельзя.
Иванка не любила Крюкова. Она почему-то не видела в нем мужчины, он не волновал ее совершенно…
– Мирись-мирись-мирись и больше не дерись! – прогудел Крюков и протянул Иванке мизинец. Девушка улыбнулась и протянула свой мизинец.
И в этот момент раздался страшный треск и грохот, откуда-то сверху посыпалась штукатурка.
– Ай! – взвизгнула Рита.
– Ложись! – страшным голосом заорал Крюков, повалив девушек на пол.
Треск и грохот теперь доносились из других комнат, через несколько секунд все затихло.
Тишина. Троица лежала на полу, прикрыв руками головы.
– Что это было? – шепотом спросила Иванка, которая ничего не поняла.
– Козлы… – С губ Крюкова сорвались ругательства. Он вскочил, огляделся. – По окнам стреляли! Можно вставать, они уехали…
Окна во всем доме на первом этаже были разбиты выстрелами, по комнатам загулял зимний ветер. Но, как выяснилось после осмотра, стреляли в верхнюю часть окон, то есть выше голов тех, кто мог оказаться в помещении. Верх стен, лепнина под потолком были изрядно побиты. Никто не пострадал. Охранник у ворот тоже.
Крюков немедленно допросил дежурного, тот сказал, что мимо проехал автомобиль черного цвета, с тонированными стеклами, без номеров – стреляли из него.
– Эмиль… Он, гад, больше некому…
– Убить хотел? – спросила мрачно Рита.
– Нет, хотел бы убить – целился бы ниже… Напугать хотел, праздник подпортить…
Крюков принялся звонить кому-то, в кратких, но очень емких фразах объясняя, что же произошло.
Из его слов Иванка поняла, что Крюкову так и не удалось посадить компаньона, что идет следствие, что дело ничем не кончится, вероятно, потому, что Эмиль каким-то образом сумел доказать свою невиновность (ведь его обвинили в покушении на Крюкова).
Но и Крюкову, как поняла Иванка, вряд ли удастся доказать, что сейчас по окнам стрелял Эмиль.
Потом Владимир во всеуслышание заявил, что бояться нечего, Эмиль на открытое противостояние не пойдет. Вечер должен быть спокойным. Эмиль с дружками наделал дел, теперь опять где-то отсиживается.
– Ничего-ничего, ему еще икнется… – скрежетал зубами Крюков. – А мы вот что… Окна мы вставим, сейчас мастеров вызову. Новый год будем отмечать в гостинице, на людях. Все веселее, да? Моя гостиница, что хочу, то и делаю!
На том и договорились – что соберутся этой ночью к одиннадцати в ресторане. Иванка была вынуждена согласиться… Праздничное, предновогоднее настроение ее покинуло.
Она вдруг поняла, что играет с огнем, что Дмитрий Гагарин был прав, когда сказал, что Эмиль с Крюковым опасны. «Ты даже не представляешь, каких демонов ты разбудила, когда появилась здесь!»
…«Тридцать лет на носу, а все дура…» – с тоской думала Иванка, сидя у себя в гостиничном номере. Она не хотела никого видеть, она не хотела отмечать Новый год, до которого оставалось всего несколько часов.
Вечером Иванка не стала даже звонить знакомым. Ей ни с кем не хотелось говорить, сотовый телефон она отключила – чтобы и ей не звонили. Впрочем, ближе к ночи, девушка все-таки включила ненадолго сотовый и позвонила матери, жившей в далеком Ванкувере. Поздравила ту с наступающим. Вернее, в Ванкувере Новый год уже наступил…
– Мам, ты не помнишь, у нас в роду были цыгане? – в конце разговора спросила Иванка.
– Ты с ума сошла! Какие цыгане… – засмеялась та.
– А у отца?
Небольшая пауза. Об отце они старались не говорить.
– А ты у него спроси.
– Мам, я не могу…
– Я тем более, – сухо ответила мать. Спохватилась: – Хотя погоди. Там в семье все время шутили, что у его бабки, то есть твоей прабабки со стороны отца, был роман с каким-то цыганским бароном… Но это шутка! Почему ты спрашиваешь?
– Так, просто…
Они попрощались. «Цыганский барон. Гм… Прабабушка покуролесила. А что, может быть, и правда!» – подумала Иванка.
Через час за ней должны были зайти Крюков с Ритой. Пока девушка переодевалась, она все время думала о словах Дмитрия, о том, что она должна знать, кого ей бояться, а кого нет. «У тебя есть способность чувствовать и понимать других людей!» – сказал он. «Ну и что? – мысленно возразила Иванка Дмитрию. – Допустим, есть у меня такая способность, ма-аленький такой талантик… И как мне этим воспользоваться? Что с этим делать?..»
Иванка повернулась перед зеркалом, скептически себя оглядела. Возможности блеснуть на новогоднем вечере у нее не было, с собой имелось не так много одежды.
Поэтому девушка выбрала самый, самый беспроигрышный вариант – широкие черные брюки и белая блузка навыпуск. Черные замшевые полусапожки. И блестящий тонкий платок скрутила, повязала вокруг шеи, концы шарфа небрежно бросила на плечо. «Сойдет!»
