— Я провожу вас.
— Не стоит, я на машине.
— Значит, провожу вас вместе с машиной.
Подал шубу Тане и сам оделся.
Глава 16
Кладов проводит ее до автомобиля
Татьяна ожидала, что Кладов проводит ее до автомобиля. Но доктор не думал прощаться. Подошел к передней дверце, взялся за ручку, ожидая, пока Таня откроет автомобиль. Она так и сделала, села в кресло и опустила кнопку блокировки дверцы. Василий устроился рядом.
Он не переобулся и сейчас был в стареньких комнатных тапочках со стоптанными пятками. «Сказать ему? — замешкалась Татьяна, заводя и прогревая мотор. — Надо сказать, неудобно». Но произнесла совершенно иное:
— Я живу на проспекте Победы.
— Тогда нам лучше ехать через парковую аллею.
— Лучше, — согласилась Таня и нажала на сцепление.
«Осел! — казнил себя мысленно Кладов. — В тапочках поперся! Но, с другой стороны, чем не повод для продолжения знакомства? У меня носки с дырками или без? Не помню. Скорее всего — с дырками. Черт!» Он подсунул ноги под сиденье.
— Не молчите, — попросила Таня. — Рассказывайте что-нибудь.
— Что может поведать простой российский лекарь? Только случаи из своей практики.
И Василий рассказал несколько анекдотичных медицинских историй, приписав себе роль главного героя или очевидца.
Когда он работал в кардиологии, к ним периодически звонили в отделение и спрашивали: «Это стенокардия?»
Таня слабо улыбнулась.
В больнице был лифт и при нем лифтер, дядька ленивый и вредный. Вверх-вниз шныряющие пассажиры ему надоели. Повесил на двери объявление: «Лифт в аварийном состоянии. Перевозит только тяжелобольных». Получилось — мол, этих не жалко.
Таня хмыкнула и широко улыбнулась.
Однажды Василий возвращался с работы вместе с другом, врачом-стоматологом, ехали в троллейбусе, заговорились, чуть не проехали свою остановку, выскочили в последнюю секунду. И тут друг понимает, что оставил в троллейбусе портфель, в котором зарплата. Стоматолог с утра до вечера говорит пациентам: откройте рот, закройте рот, сплюньте. И тут его на нервной почве заклинило. Бежит за уходящим троллейбусом, колотит в дверь и орет: «Откройте рот! Откройте рот!» Таня хохотнула и спросила:
— Догнали?
— Да. Когда портфель вызволили, я говорю приятелю: теперь можно сплюнуть. Еще из транспортного. Еду в автобусе, входит женщина, бывшая моя пациентка, я с ней здороваюсь. В ответ получаю нечто грубое и невнятное, вроде того, что знать вас не знаю. Коротка человеческая память, думаю. И вдруг она во весь голос как закричит: «Василий Иванович, это вы! Ой, не узнала! Простите! Но я вас никогда одетым не видела!» Автобус задрожал от хохота, а я выскочил раньше времени.
Василий, повернув голову, внимательно посмотрел на Таню. Отлично, она почти расслабилась.
— Ну и самый выдающийся случай из моей практики. Как-то после тяжелого дежурства и легкого возлияния по случаю дня рождения коллеги я пошел в драмтеатр. Пьеса оказалась скучной, я задремал. По ходу действия кто-то из героев падает в обморок и остальные начинают вопить: «Врача! Врача!» Эти крики меня разбудили, я автоматически поднялся и двинул на сцену…
Татьяна заливисто рассмеялась. Чуть не проехала свой поворот и не врезалась во встречную машину, невидимый водитель которой возмущенно просигналил.
— Осторожнее! — предупредил Вася.
— Да уж! Ваши истории…
— Могут нас обоих до травматологии довести, — закончил фразу Вася.
— Но вам и положено анекдотами сыпать.
— Разве?
— С таким именем-отчеством! Василий Иванович. Как Чапаев!
— Верно, стараюсь соответствовать.
— А вы, между прочим, в тапочках!
— А я, между прочим, знаю! И все гораздо хуже.
— Почему?
— Потому что у меня носки дырявые!
Им показалось это ужасно смешным и остроумным. Вместе расхохотались, Тане пришлось даже затормозить.
Когда подъехали к ее дому, почти легко спросила:
— И что мне с вами делать? Везти обратно? Или…
— Или! — быстро ответил Вася. — Теперь ваша очередь меня кофе поить.
— Хорошо, — так же быстро согласилась Таня.
Ее очень тронуло, что, оглядевшись в ее квартире, Василий Иванович выделил ее любимицу — люстру.
— Чудо! — сказал он, задрав голову.
Нет, «задрав» — неправильно. Ему, с его ростом, почти не пришлось выкручивать шею.
— Сказка! — искренне восхитился Кладов. — Вы повесили себе под потолок вечный праздник.
— А то! — согласилась Таня.
Они больше двух часов, которые пролетели как две минуты, просидели на кухне. Пили растворимый кофе, потом крепко заваренный чай. Сахар у Тани был, а также конфеты. Сыр и колбасу слопал моложавый Кутузов. О нем не вспоминали, он почему-то уплыл, испарился, остался в другой жизни. И в разговоре неловких пауз не возникало. Точно им давно следовало встретиться, чтобы наговориться, но наговориться было невозможно, потому что в два коротеньких часа не уложить все накопившееся за вовсе не короткую жизнь.
Тане было легко общаться, как легко щебетать женщине, которая себя чувствует красивой. Голубые глаза в черточках мелких морщинок трогательно восхищались: ты очень красивая, необыкновенно! Василию было просто и свободно с Таней, как бывает просто и возбуждающе с женщиной, которая чувствует себя обворожительной. И верно чувствует!
Игра глаз, взглядов шла параллельно, никак не отражаясь на темах бесед. Ничего жеманного не было в Таниных рассказах о своей фирме, о дочери или совратительного — в Васиных воспоминаниях о первых врачебных шагах и детских хулиганских поступках. И в то же время невидимое чувственное, эротическое поле с каждой минутой крепло, наполнялось энергией, едва ли не потрескивало электрическими зарядами.
«Что это со мной? — поражалась Таня. Но поражалась на мгновение. — Плевать, что со мной! Главное — очень хорошо и тепло!»
«Как меня угораздило? — спрашивал себя Вася и тут же отвечал: — Значения не имеет, коль я первый раз в жизни душой отмяк… Пусть не только душой, но и телом… не отмяк, а, напротив, как пубертатный недоросль, в томлении пребываю. Хорошо! Мне очень хорошо!»
Они по-прежнему были на «вы», но не заметили, как отбросили отчества. В какой-то момент Таня испугалась. Любовно-эротическое поле она ощущала как собственную ауру. Вдруг Вася увидит, что ей хочется с ним… Стыд какой!
— Батюшки, уже третий час! — ненатурально ахнула Таня, посмотрев на часы.
— Да, — кивнул Вася, разом сникший, — пора и честь знать.
Таня ничего не собиралась ему предлагать! Ум ее не собирался! А язык взял да и произнес:
— Ну, куда вы в тапочках? Оставайтесь, постелю вам в гостиной.
