– Передвигать тарелки – лишняя трата времени, – заметил Ашот. – Все равно через минуту все будет съедено и выпито и никакой красоты не останется! Сядь, успокойся и отдохни!
– Ну правда, давайте зовите всех! – сказала Марина. – А то скоро за зарплатой идти, посидеть не успеем!
«Хорошая она все-таки баба! – подумал Барашков. – Хозяйственная, красивая. Вон приоделась, накрасилась. Какие у нее развлечения, кроме как на работе? Дома – сын, магазины, у плиты вторая смена. Все как у всех. Но она молодая, энергичная, ей хочется большего. Она еще не устала надеяться».
– Мариночка! – вслух сказал он. – Жаль, что у нас в отделении нет магнитофона. А то мы с тобой показали бы всем, как надо танцевать аргентинское танго.
– Почему танго? – удивилась Марина.
– Потому что ты страстная, как мулатка! Роскошная и молодая!
Барашков подошел и завалил покрасневшую Марину на свою руку в головокружительном па. Марина уже сняла халат и дежурную пижамную робу и надела бежевый свитер с высоким воротником и узкую юбку с длинным разрезом. Пластичная Марина, моментально сориентировавшись, согнула ногу, обнажив приятное глазу колено в шелковистом чулке, и упала головой на плечо Барашкову, вытянув вверх руку.
– Вах! – в восторге поднял глаза к небу Ашот, и тут в ординаторскую ввалилась вся компания, собранная Валентиной Николаевной. Таня в блестящем чешуйчатом платье, на рукав которого просочилась капелька крови из вены после переливания. Валерий Павлович в очках и огромном накрахмаленном медицинском колпаке, сдвинутом на затылок. Мышка, тоже уже успевшая снять халат и оставшаяся в сереньком трикотажном костюмчике в духе Шанель. После всех вошла Тина. Она, как и мужчины, была в униформе.
– Без халатов! Без халатов! Поздравления без халатов! – закричали девчонки и захлопали в ладоши. Это была игра. В отделении сложилась традиция: во время поздравлений, таких, например, как Новый год, Восьмое марта и дни рождения, дамы должны сидеть за столом в платьях без халатов. Мужчинам разрешалось оставаться в чем они хотят. Начало традиции положила Татьяна.
– Женщины мы или нет? – однажды заявила она. – Вон по телевизору показывают программу «Без галстуков». А мы чем хуже? Можем мы три раза в год покрасоваться без халатов? А то домой приходишь – сначала в ванную, потом в постель. Платье надеть некуда!
– А зачем тебе в постели платье? – сказал ей Барашков. – Радуйся, что такая экономия!
– Ну вас к черту! – заявила Татьяна. – У нас в отделении врачей шестеро, а мужик только один. Ашот.
– А ты по какому признаку определяла? – заинтересовался Барашков.
– По уму!
Татьяна за словом в карман не лезла. Мышка не выдержала и фыркнула от смеха.
Валерий Павлович тогда тоже присутствовал при том разговоре. Не обращая ни на кого внимания, он ел принесенный из дома бутерброд с колбасой, шумно, с удовольствием прихлебывал чай из граненого стакана и читал медицинский журнал.
– Да делайте что хотите! – ответил он, когда Татьяна спросила его мнение. Барашков мог поручиться, что Валерий Павлович и не понял, о чем его спрашивали. Мелкий шрифт поглотил его внимание целиком.
«Это вы все по молодости кокетничаете друг с другом, – свидетельствовал весь вид старого доктора. – А мне скоро на пенсию, у меня жена, дочери, внучки, дача, мне не до ваших глупых разговоров».
Барашков брал дежурств больше всех, ему тоже было не до костюмов. И лишь Ашот всегда обращал внимание на то, кто как одет, и если видел на женщине что-то новенькое, с легкостью отпускал шуточный комплимент, но так, что даме всегда было приятно. Ашот тогда встал на сторону Татьяны, Мышка замялась, но потом тоже проголосовала «за». У Валентины Николаевны на всякий случай спрашивать не стали. Таким образом, большинством голосов традиция была установлена, и Татьяна следила, чтобы она не нарушалась.
Вот и сейчас девушки начали хлопать в ладоши, требуя, чтобы Тина сняла свой халат.
– Да некогда мне! – сказала Валентина Николаевна, но девушки продолжали хлопать, и ей пришлось подчиниться. Стараясь казаться незаметной, она расстегнула пуговицы, стянула халат и скромно присела на синий диван, разгладив на коленях прямую серую юбку.
«Да-а… – критически оглядела ее Марина. – Кофточке, наверное, лет двадцать. Куплена в магазине „Лейпциг“ еще при советской власти».
Однако, невзирая на кофточку, Ашот и Барашков быстро уселись на диван по обеим сторонам от Валентины Николаевны. С другой стороны к Ашоту подсела Татьяна, и Марине ничего не оставалось, как быстро отсечь Мышку, чтобы та не успела занять место рядом с Аркадием Петровичем. Мышка, таким образом, оказалась соседкой Валерия Павловича, который с шумом уселся последним с краю, чтобы удобнее было выходить из-за стола. Он уже заступил на дежурство.
– Наполним бокалы! – сказала Тина и встала.
Когда было нужно говорить, она говорила хорошо. Сказывалась практика комсомольских собраний еще в институтские годы. А сейчас говорить хорошо было нужно. Поздравляя Татьяну, Тина хотела отдать дань ее красоте и ее уму и, кроме того, поблагодарить Таню за ее сегодняшний поступок, за дачу крови. Для врачей ее отделения не было ничего необычного в том, чтобы сдать кровь (и сама Тина, когда надо было, ложилась на стол), но ей хотелось каким-нибудь образом стимулировать Таню, вызвать у нее интерес к работе. Потому что, Тина чувствовала, случись в отделении кризис, на Таню положиться нельзя. Никто толком не знал, что у нее в голове. Но сегодня, не сделай Таня то, что сделала, больной бы не выдержал операции. И по этому случаю Валентина Николаевна хотела говорить хорошо. И она сказала так, что все захлопали. А Таня сидела молча, опустив глаза. И конечно, никто опять не знал, о чем она думает.
Все чокнулись пластмассовыми мензурками, в которых больным в других отделениях раздают лекарства. Валентина Николаевна села, нацепила на вилку кусочек сыра и вспомнила, что так и не выяснила у Марины, что же на самом деле произошло с банками крови и куда они делись.
Шампанское улетучивалось мгновенно. Еда исчезала с тарелок, будто по мановению волшебной палочки. Никто, естественно, не наелся, но, слегка заморив червячка, люди расслабились, подобрели, раскраснелись от выпитого, заулыбались – и жизнь перестала казаться им занудливой старой теткой, держательницей будущего наследства, ради которого стоит терпеть постоянные муки.
Барашков с Ашотом с обеих сторон обняли Валентину Николаевну, причем Аркадий что-то ей тихо рассказывал, а Ашот внимательно слушал. Троица напоминала группу, танцующую сиртаки. Татьяна, красиво изображая хозяйку дома, докладывала на тарелки оставшиеся куски. Валерий Павлович уже заторопился в палаты. Мышка, после дежурства осоловевшая от тридцати миллилитров шампанского, смотрела на всех круглыми, типично мышиными глазками и ждала, когда ей дадут торт. Она обожала сладкое. А бело-кремовый торт был прекрасен и своими размерами и очертаниями напоминал гостиницу «Балчуг», если смотреть на нее с другого берега Москвы-реки.
