Эдриан чувствовал ее восторг – раньше они еще так не любили друг друга. Стиснув зубы, он постарался сдержать желание командовать и позволил ей экспериментировать.
Позволил ей любить его. Пять насыщенных минут спустя Эдриан понял, что она делает – зажмурившись, Эбби использовала свое тело, чтобы дарить ему наслаждение, полностью поглощенная происходящим. На ее лице застыло выражение страстной сосредоточенности. Понимание этого пошатнуло его контроль над собой.
И в этот самый момент мышцы ее лона сжались.
Эдриан не выдержал. Застонав, он схватил ее за ягодицы и остановил. Его пальцы впились в упругую плоть. Он сумел вырвать у Эбби бразды правления и знал, что должен удержать их.
– Погоди.
Он надеялся, что ее любопытство сыграет ему на руку. Эбби снова заставила его сделать то, что не входило в его намерения. Этим вечером он не собирался переводить ее на новый уровень сексуального подчинения. Тем не менее…
Отпустив ее ягодицы, Эдриан провел ладонями по ее восхитительно длинным ногам.
– Обхвати лодыжками ножки стула, вот так. – Он показал ей, и она выполнила его просьбу.
Эбби застонала, когда он сжал ее бедра, приподнял и начал двигаться внутри нее. Прежде чем она поняла, что потеряла равновесие и теперь только Эдриан контролирует ее движения, он впился в ее губы пылким поцелуем, а потом начал поднимать и опускать. Они продолжали заниматься любовью.
Теперь ее тело было полностью в его распоряжении. Эдриан воспользовался своим мастерством, сосредоточившись на том, чтобы удовлетворить ее, ублажить, подарить ей наслаждение.
Вначале Эбби испугала собственная готовность подчиняться, испугала внезапная смена ритма. Но затем, сперва нерешительно, а потом с растущей уверенностью, она отдалась во власть его ласк. Отдалась ему.
Все еще сжимая в руках подол, Эбби наслаждалась поцелуем, позволяя Эдриану любить ее так, как ему хотелось. Позволяя каждому его движению наполнять ее, возносить на вершину блаженства. Позволяя ему овладевать ее телом, дарить ей растущее наслаждение.
А потом Эдриан отстранился и опустил голову. Эбби вскрикнула, когда его губы сомкнулись на ее набухшем соске. Их чувственный танец достиг кульминации, наслаждение и страсть слились воедино, захватив их обоих, объяв их обоих, – в мире не было ничего, кроме этого мгновения, ничего, кроме их разгоряченных тел. Блаженство разлилось по их венам.
И затем волна желания, чувственной жажды, острого блаженства и любви поднялась в них обоих и последовал взрыв, вознесший их на самый верх. Эбби охнула. Отпустив юбку, она обвила руками плечи Эдриана и крепко прижалась к нему, пока они летели. А затем наслаждение схлынуло и они медленно опустились на землю.
Эдриан тихо застонал, а потом поднял голову и вновь коснулся ее губ поцелуем.
– Просто люби меня, Эбби. Всегда.
По-прежнему сжимая его в объятиях, она прильнула к его устам, чувствуя его глубоко внутри. Она любила его.
На следующий день после большого бала у Уордсли все лондонское высшее общество пересказывало слухи о последних распутных деяниях – и сопутствующей неизбежной женитьбе – скандального виконта Деа.
Виктория Александер. Последнее любовное письмо
«Это печальная история, дорогая Рэйчел, история о запоздавшем спасении. О лжи произнесенной и лжи, в которую поверили. Об упущенных возможностях и разбитых сердцах. О любви безответной и любви утраченной…»
Леди Рэйчел Норкросс окинула взглядом заполненный людьми бальный зал и постаралась выбросить из головы слова покойного мужа. Но это было так же невозможно, как остановить биение собственного сердца. Строки врезались ей в память, едва она прочла их этим утром в письме, пришедшем спустя два года после смерти Джорджа.
Она шла сквозь толпу, кивая и улыбаясь, уверенная в том, что никто не заподозрит, что она сейчас думает о чем-то, кроме новогоднего бала леди Бредборн, что мысленно она сейчас пребывает где угодно, только не в нынешнем, 1815-м, году.
Будет ли здесь сегодня он? Это вполне возможно. Рэйчел слышала, что на этой неделе он вернулся в Англию, и готовилась к неизбежной встрече. В конце концов, Джейсон Норкросс был двоюродным братом ее мужа и единственным наследником. После смерти Джорджа Джейсон стал герцогом Линдхерстом.
Рэйчел надеялась, что, покончив с делами при помощи делового подхода и сведя к минимум личные контакты, избавится от ответственности за поместье и за все, что сопутствовало наследству Джейсона. Если повезет, она и вовсе с ним не встретится, предоставив вести дела адвокатам, как и поступала все время со дня смерти Джорджа. Но этот план, как и все, на чем держалась ее жизнь, рухнул в одночасье, едва Рэйчел прочла письмо.
Официант предложил ей бокал шампанского, и она с равнодушным видом взяла шипучий напиток.
«Боже мой, Джейсон думал, что я мертва!»
Осознание этого заставило женщину замереть. Письмо Джорджа объясняло, какую роль в этом обмане сыграл ее собственный отец. Пальцы Рэйчел стиснули ножку бокала. Она чувствовала, как ее охватывает горечь.
Ее собственный отец… Даже на смертном одре он не искал примирения или прощения. Несомненно, это было к лучшему – Рэйчел не знала, как отреагировала бы на такую его просьбу. Но лишь сейчас она осознала истинные масштабы его предательства.
Предательства? Она пригубила шампанское, будто пытаясь смыть привкус этого слова с языка. Как бы грубо оно ни звучало, все же оно было недостаточно сильным. Ее отец позаботился о том, чтобы человек, которого она любила, не мог даже послать ей письмо с извинениями. Или разыскать ее, чтобы объяснить, почему он ее оставил. Или облегчить ее страдания.
Совсем наоборот: отец позаботился о том, чтобы Джейсон Норкросс оставил ее с разбитым сердцем, противоречивыми воспоминаниями и половинкой золотой монеты.
Десятью годами ранее– Есть здесь кто-нибудь? – Холодной декабрьской ночью Рэйчел Грешем заглянула в темную конюшню, кутаясь в накидку.
Осторожно ступая, девушка вошла в старое строение и вздрогнула – как от холода, так и от волнения. Рэйчел уже наловчилась поздно ночью выскальзывать из дому незамеченной. Возможность новых открытий и ощущение опасности лишь усиливали азарт от недозволенного приключения.
Ее тень падала на землю. Ярко светила луна. Рэйчел замерла, позволяя глазам привыкнуть к темноте обветшалого здания. Тут и там лунный свет пробивался сквозь прохудившуюся крышу, становившуюся все более дырявой с каждым прошедшим годом, и освещал устеленный соломой пол. Несколько лет назад отец Рэйчел построил новую конюшню и собирался снести эту, и сейчас она служила разве что для хранения сена, да и то не всегда.