На дисплее высветился незнакомый номер, и Вадим едва поборол искушение сбросить звонок. В последнее мгновение передумал:
— Алло.
— Вадим Алексеевич? Шолик беспокоит.
Внутри что-то дрогнуло. А Вадим так надеялся избежать неприятностей. Неужели его ждут санкции из-за проклятого контракта?
— Слушаю, Владимир Васильевич.
— У меня тут вопрос один в воздухе повис. Освободилась вакансия моего заместителя. Я две недели думал, кому бы ее предложить. По всему выходит, лучше вас кандидатуры нет.
Он что, издевается? Вадима на место Чуликовой? Это его в Америке таким изощренным пыткам научили?
— Простите, Владимир Васильевич, я не понял.
— Что тут понимать? Чуликова в компании "Макнот" больше не работает. Вместо вас она вылетела с должности с волчьим билетом — я ей такую запись в трудовой организовал, что ее разве что на рынок торговкой возьмут. А на ее место мне взять некого — все вокруг, как она совершенно справедливо заметила, трусы и подлецы. Никто не осмелился бороться с нею, только вы. Да и специалист вы в самом деле неплохой. Да что там — хороший специалист. И человек надежный. Так что, Вадим Алексеевич, пойдете ко мне в замы?
Вот это номер! Чуликову уволили! Да еще и не просто так, а с волчьим билетом, который она обещала организовать Вадиму. Быть может, Бахарев поступил не слишком порядочно, слив компромат Шолику. Но должен же был кто-то остановить эту хищницу! Сколько еще народу могло бы от нее пострадать, сколько семей она еще могла разрушить?
Но идти ли на ее место — вот в чем вопрос. Шолик постоянно разъезжает по свету, а Бахареву придется справляться с этим клубком гремучих змей? А, собственно, почему бы и нет? Если уж он справился с Чуликовой, то все остальные для него… Если выбирать между таксистом и заместителем Шолика, то, пожалуй, выбор очевиден.
— Владимир Васильевич, я могу подумать?
— Конечно. Только не слишком долго — насколько я понял, у вас завтра последний рабочий день. Завтра к вечеру, идет?
— Идет, Владимир Васильевич! Завтра к вечеру!
— Вот и добре.
— Спокойной ночи, Владимир Васильевич!
Упрятав мобильный поглубже в карман, чтоб не замерз, посмотрел на Юльку сияющим взглядом.
— Что? Кто это?
— Юлька! — он смотрел на нее, но из-за переполнявших эмоций не мог ничего толком сказать. — Юлька! Чуликовой больше нет, представляешь? А мне предлагают ее место. Как думаешь, идти?
В Юлькином взгляде сквозило подозрение. Бровки нахмурились недовольно.
— А ее точно больше не будет?
— Ее уволили с волчьи билетом! Помнишь, как она мне угрожала? Шолик говорит, теперь ее разве что на базаре ждут, с такой-то записью!
— А… другие? — нерешительно спросила она.
— Таких, как она, больше нет. Остальные — просто змеи в серпентарии. Шипят, а укусить не могут. Юлька, не будет больше никаких других. За одного битого двух небитых дают. А я теперь не двух — я теперь сотни стою. Думаешь, после такого мне еще когда-нибудь чего-нибудь захочется?
Юлька смотрела на него серьезно, словно пытаясь прочесть потайные мысли мужа. Потом фыркнула, как умела фыркать только она: смешливо и вместе с тем несколько презрительно, дескать, нам не страшен серый волк.
— Нет, Вадюш, вряд ли. Теперь ты весь мой. Но трусы будешь носить только эти!
— Так я ж для того их и шил. У портнихи выкройка моя осталась — на будущее, когда эти сношу. Ты меня простила, Юлька?
— Да простила уже, простила. Идем за нашей Снежной, горе ты мое.
— Ага. Только дай-ка я бельишко свое со снега приберу, а то не в чем завтра будет на работу идти.
Под веселый Юлькин хохот затолкал трусы в кулек, подхватил второй — презент то ли тестю, то ли теще, и отправился за дочкой. Домой, пора домой!
